Тайга. [осторожно, архимногоубкв & WMR]

Кубарем посыпавшиеся с ударившейся о землю пихты медведи довольно заворчали, потирая ушибленные бока, а те, которые стояли в стороне, подхватили поваленное дерево и оттащили его к краю просеки. «Всего в полусотне километров от меня, — почему-то тревожно подумал я, наблюдая за лесоповалом в бинокль с высокого и размашистого дерева. — Уже третья линия почти готова». Вскоре после того, как хрустальный шар впервые указал на защемление времени в этом секторе, многие тысячи медведей, повинуясь неведомому и загадочному инстинкту, взялись за своё дело.

Так я оказался здесь, в этой части галактики. На боевом инструктаже я узнал, что месяцы или годы жизни отшельником в тайге непременно наложат на меня свой отпечаток, поэтому я каждый день делал зарядку по утрам и реагировал только на предварительно инсталлированные субличности Флинта, Немо и Маугли. Я очень скучал по своим четырём парам жён, ждущим меня с задания всего в нескольких сотнях парсеков и немного в другом времени, поэтому ни на минуту не пускал их в свою голову, ограничиваясь обменом короткими и сухими сообщениями не чаще раза в неделю. Особенно сложно было игнорировать кокетливое и заводное звено Сьюзи и Мьузи, которое всё норовило разбудить во мне перед сном естественные и непреодолимые желания.

Лето шло полным ходом к своему завершению. Медведи начали карабкаться на очередную пихту, которая, ранее уже видев участь многих своих соседок, вздохнула и безропотно начала медленно гнуться под нарастающим количеством копошащихся животных. «Зачем этим чёртовым медведям эти параллельные друг другу просеки?» — размышлял Флинт. «Обычно медведям просеки не нужны, — задумчиво ответил Маугли, пока обдумывал маршрут спуска с дерева, чтобы не сорваться и не свалиться с пятидесятиметровой высоты, как несколькими днями ранее, — но по одной их стороне явно баррикада из бурелома и лесины». «Гораздо более интереснее, откуда у них бетон и арматура», — дал о себе знать Немо, регулируя оптику и внимательно рассматривая отдельные участки грандиозной стройки в лесу.

Вдали, над бархатным лесным одеялом окутавшей землю тайги, налилось лучами подступающего заката зеркало широкой и спокойной реки. Через девять дней после моей высадки был обнаружен беспилотник без опознавательных знаков, который каждый день по несколько часов барражировал над рекой на предельно низкой высоте, поднимая за собой воду в воздух на десятки метров. Флинт предложил сбить этот назойливый аппарат и приспособить его под летнюю кухню и они с Немо даже начали конструировать нейтрон-магнетронную катапульту, но Маугли их убедил, что на несколько минут контуженная после таких полётов и плавающая кверху брюхом рыба не так уж и плохо, если не подходить совсем близко к объевшимся и оттого ленивым медведям, окружённым вниманием хлопочущих вокруг них услужливых медведиц и отдыхающим на берегу в перерывах между рабочими лесными вахтами. «Оператор – точно девка, — каждый раз ворчал Флинт, глядя вслед удаляющемуся беспилотнику, — вон чего задницей на виражах крутит. Поди сидит сейчас в шортах и в тельняшке где-нибудь на другом конце света за пультом и джойстиками водит. От них одно зло». «Без них ещё хуже, — не оставлял эти реплики без ответа Немо. — Тебе ли не знать, старый одинокий пират». Маугли, боясь быть высмеянным за свой юный возраст, не вникал в споры про женщин и обычно начинал играть сам с собой в слова, громко выкрикивая их. Я же все эти месяцы безуспешно пытался понять, что в этих окрестностях могло привлечь внимание тактической планетарной разведки, настойчиво раз за разом посылающей сюда боевой беспилотный катер. Хотя мой лагерь и был хорошо замаскирован, постоянная близость неопознанного вооружённого разведчика меня сильно нервировала и требовала немалых усилий для соблюдения скрытности деятельности и перемещений. На все же мои запросы приходил один и тот же ответ: «Объект не опознан. Отогнать не можем. Поведение хаотически циклично. Вероятность атаки менее двух тысячных процента». Две тысячных процента для висящего почти каждый день над головой современного боевого катера при отсутствии понимания его боевой задачи казались для меня не таким уж и пустяком, поэтому я был вынужден искать более безопасное место.

Медведи совершенно не реагировали на грозный летательный аппарат, даже когда он разворачивался над просеками, поднимая в воздух тучи сухой травы, щепы и поломанных веток. Вот и сейчас ни один из них даже не поднял головы, продолжая валить и оттаскивать деревья. Я быстро закутался в маскировочную сетку и что есть силы вжался в массивный ствол — разведчик закончил разворот всего в нескольких километрах от моего наблюдательного пункта и мог меня заметить, а знакомство с его пусть вдруг даже небоевыми средствами удержания и контроля в мои планы совершенно не входило. Переждав, пока он снова удалится к реке, я начал осторожно спускаться, прыгая с ветки на ветку.

«Есть, разрази меня гром!» — оглушительно гаркнул Флинт. От неожиданности я всё-таки сорвался вниз. Кувыркаясь в воздухе и лихорадочно пытаясь зацепиться за мельтешащие ветви, я приготовился к удару о землю. «Только без паники!» — залился звонким смехом Маугли, размахивая руками. Почти перед самой землёй он всё же сумел ухватиться обоими руками за сук и, с размаху ударившись о ствол дерева, свалился на выступающие из земли массивные корни. «На секунду появилась связь, — подтвердил приятно удивлённый удачным завершением спуска Немо. — Он где-то рядом». «Ты точно не путаешь?» — нарочито лениво спросил Маугли, пытаясь незаметно отдышаться. «Не путает, лесной бездельник, — буркнул Флинт, — это точно был сигнал промежуточной синхронизации».

Я похлопал через доспехи по немного онемевшим от сильного удара рукам и поднялся на ноги. Флинт, почувствовав прочную каменистую почву под ногами, сразу засуетился и побежал вверх к бункеру, на ходу помогая Немо привести в порядок узел связи. Уже несколько недель подряд они по шесть раз в сутки отправляли спектр-индуцированные пакеты установочных данных в расчётном по установленной многомерной схеме диапазоне в сторону дальнего синего солнца, выныривающего на несколько минут из-за горизонта, но ответа не было. Энергии в аккумуляторных баках, оставшейся с последней передачи, могло хватить еще как минимум на месяц, но меня больше волновало отсутствие свежих данных анализа аномалии времени, возникшей в соседнем измерении при взрыве чёрной дыры и успевшей разбросать по всем ближайшим галактикам метастазы в виде локальных разрывов, скруток и защемлений времени, некоторые из которых вывалились и к нам. Поступивший сигнал промежуточной синхронизации означал, что его отправитель не знал точных координат адресата и ждал ответа каждую шестьсот шестьдесят шестую минуту универсального межпланетного часа – это был старый аварийный незащищённый способ восстановления соединения, используемый в мирное время в нейтральных пространствах. Времени оставалось совсем немного и даже Флинт, спотыкаясь о корни, молчал, не мешая Немо вычислять набор пространственных координат шестимерной поверхности предстоящего восстановительного сеанса связи.

До группы южных входов было чуть более десяти километров в гору по заросшему лесом пологому каменистому склону и путь обычно занимал около получаса. Бункер был обнаружен ещё в позапрошлом тысячелетии. Впервые он был скупо упомянут в справочнике бродяг-выживал как «город в бездонном камне» и совершенно не изучался, считаясь объектом бесперспективной и примитивной древней технологии. Несколько декалетий назад для его изучения была направлена автоматическая непилотируемая исследовательская экспедиция. Из нескольких сотен отправленных в бункер исследовательских аппаратов на прибывшую станцию в течение первых суток смогли вернуться только восемь, а на третий день ещё два аппарата выползли на поверхность и тоже самоликвидировались. Экспедиция была признана неудачной, но всё-таки часть информации была получена – в бункер вели четыре группы входов, с каждой стороны света. Некоторые из входов были фальшивыми и заканчивались тупиками, некоторые не имели постоянных во времени геометрических размеров, некоторые были оптическими и электромагнитными иллюзиями. Пригодными для использования оказались только те, которые представляли из себя сложные неповторяющиеся динамичные лабиринты. В результате бункер был внесён в реестр сопротивляющихся изучению объектов, помечен грифом «ХЗ», поставлен на военный учёт в качестве потенциальной мишени и стёрт со всех туристических карт.

С южной стороны бункера лабиринт был самым простым – его коридоры располагались в трёх пересекающихся подвижных плоскостях. Исследовательские аппараты успели составить карты его тоннелей и зафиксировали траектории движения плоскостей, и, хотя со временем накопленная погрешность серьёзно исказила картину, эти данные оказались вполне пригодными мне для использования. За первые три месяца исследований я изучил небольшой – всего около четырёх километров в радиусе – участок верхнего уровня в южной части бункера. Сначала бункер встретил меня настороженно – электроника почти сразу выходила из строя, закладывало уши и глаза, слезясь, переставали различать зелёный и красный цвета – приходилось надевать под герметичный тактический шлем по две защитных маски, пользоваться факелами и мелом ставить отметки на стенах в тоннеле. В первые дни я не мог находиться внутри бункера более часа, но постепенно, день за днём, привык и уже через месяц спокойно мог провести внутри него целые сутки даже без дополнительных средств защиты. Или бункер привык ко мне и уже не пытался от меня избавиться. Немо назвал это «притиркой квалитетами» назло фыркающему и плюющемуся от каждого упоминания этого термина Флинту, но при каждом удобном случае сам норовил найти повод и выскочить на свежий воздух. Флинт активнее всех тогда помогал мне составлять карты циклически изменяющихся коридоров и запоминать количества шагов и поворотов для прохождения время от времени частично затопляемого лабиринта входа, пока Немо обдумывал систему осушения и заодно не давал спать Маугли на дежурстве.

В изученной мной части бункера южные залы, в отличие от западных или восточных, были просторны и похожи на ячейки пчелиных сот, хотя чаще всего имели форму додекаэдра. Западные залы, затопленные и придавленные толщей реки, представляли собой что-то близкое к скрученным в спирали и закольцованным лентам, что делало их малокомфортными для проживания и работы, даже если бы получилось выдавить часть воды закаченным воздухом и поставить морозильники, выставив ледяные перегородки. На востоке залы настолько срослись проекциями линий сечений торов искривлёнными плоскостями, что Маугли просто отказался туда входить, заручившись поддержкой Немо и раздосадованного предыдущим многодневным безуспешным путешествием к западным подводным входам в бункер Флинта. Я тогда решил не тратить время на поход к самому дальнему – северному – склону, вернулся на южный и уже через месяц основательно расположился в нескольких ближних к лабиринту просторных сухих залах бункера, сцепившихся друг с другом в огромные гирлянды, напоминающие гроздья уже заметно подсохшего винограда. Иногда эти просторные помещения с грохотом отрывались друг от друга и превращались в огромные светящиеся разными цветами шары, которые, скрипя раздавленной каменной крошкой, медленно катались и сталкивались друг с другом, пока не находили красную хорду, ведущую куда-то вглубь бункера. Но это происходило не так часто и предвестником отрыва всегда было ровное сиреневое свечение стен додекаэдра в течение нескольких дней, поэтому я спокойно успевал перенести вещи и оборудование и ни разу не оказывался внутри в момент превращения. Моя гроздь залов была самой стабильной – бывало, что и по две недели всё было спокойно, – а вот соседняя почти каждый день отправляла по одному или два цветных светящихся шара в таинственный путь. Однажды я пытался пройти к хорде за свежим оторвавшимся, мерцающим розовым шаром, но через пару километров едва не был раздавлен двумя массивными полированными плитами, с гулом и треском вывалившимися друг за другом прямо передо мной, сбив с ног своими обломками. Именно тогда я понял, что бункер не терпит праздного любопытства, и отложил спуск вниз на неопределённое время.

— Вы нарушили правила нахождения в тайге и будете временно отключены! — грохнул над головой звенящий металлом голос.

Я успел уклониться, реагируя на гул рассекающего воздух оружия, и прикрыться щитом от секущих осколков разбитого возле меня большого камня. Резко отскочив в сторону, я бросился к лабиринту. Следующий удар моргенштерна, задев на излёте, разбил переброшенный мной для защиты спины щит и сорвал свёрнутую скаткой маскировочную сетку, но не пробил доспехи.

— Повторяем, вы нарушили правила нахождения в тайге и будете временно отключены! — фыркнул второй флов паровым двигателем, перерезав мне путь к входу в бункер и разогреваясь для погони. — Остановитесь или будете уничтожены!

— Да хрен вам всем – не взять вам меня, бендерлоги! — на всю тайгу завопил Маугли, сделав на бегу сальто и показав средние пальцы на руках и ногах. «Фловы в тайге?! — опешил Флинт и отчаянно кинулся к выступу скалы, стараясь выбрать наименее проходимый для гусениц боевых роботов маршрут. — Полундра! Свистать всех наверх!»

Трезубец, брошенный третьим фловом, расщепил крупное дерево прямо передо мной на уровне груди и я едва успел пригнуться, чтобы не налететь со всего маху на его древко толщиной с мою ногу. Сзади и слева приближались треск и грохот крушащих всё на своём пути и догоняющих меня боевых машин. Флинт и Немо лихорадочно сворачивали мешающий бежать узел связи, раскрывшийся от удара и цеплявшийся за всё подряд. Маугли проявлял чудеса ловкости, уворачиваясь от свистящих в опасной близости стрел и дротиков. Добежав до выступа скалы, я впервые оглянулся. Ближний флов, окутанный чёрным дымом не успевающего прогореть топлива, уже достал таран и направил его на меня. Второй, на максимальной скорости искря гусеницами о камни, заходил с фланга, размахивая моргенштерном. «Живым хотят взять?», — подумал я с быстро исчезающей на это надеждой, озираясь по сторонам и пытаясь найти спасительный куст.

«Перелёт!» — рявкнул Флинт, разбегаясь навстречу пышущему яростью роботу. Вдруг он неожиданно свернул в сторону и нырнул вперёд ногами в замаскированный узкий лаз в кустах. Флов не успел среагировать и по инерции со всего хода врезался тараном в выступ скалы, брызнув во все стороны осколками гранита. Постояв несколько секунд, он развернулся и начал крошить стены лаза, вращаясь и быстро вкручиваясь в каменную породу.

Скатываясь на спине по руслу уходящего в скалу горного ручья и стараясь казаться спокойным, Флинт громко негодовал: «Чего вы замешкались, как портовые крысы? Чуть нас всех не угробили, никчёмные бакланы!», — «Как-то это неожиданно. Пока оторвались», — не обращал на привычное ворчание Флинта Немо, запрокидывая голову и поглядывая назад. «Я таких только в школе в учебнике по истории древнего боестроения видел, — ещё не пришёл в себя Маугли, не замечая дрожь в своём голосе. — Они что, умеют охотиться стаей?» «Модели с паровым двигателем уже матриксовались и были самообучаемые, — не скрывая своего огорчения ответил Немо. — Втроём они нас здесь достанут. Хотя, сколько их всего мы пока точно не знаем».

Русло ручья вилось круто уходящим вниз серпантином и мне приходилось притормаживать посохом, чтобы не разбить навесное оборудование. Мельтешащие в лучах обоих прожекторов отшлифованные временем и водой стены на крутых поворотах причиняли существенное неудобство проявлением неумолимых физических законов. В штатном режиме спуск занимал обычно около десяти минут, но в этот раз выброс в реку состоялся, когда на экране моего наручного монитора мерцали цифры с новым рекордом «04:54». «Уложились в пятёрочку, ветер мне в паруса! — не к месту обрадовался Флинт. — Немо, учёная устрица, я же тебе говорил, что это возможно!» «Плывём к старому лагерю! — сухо оборвал его Немо. — Живо!»

Быстро выбросив камни из притопленной недалеко от берега моторной лодки, я включил её двигатель и, не дожидаясь выхода на рабочую мощность, сразу перевёл его в форсажный режим. Лодка несколько раз прыгнула и понеслась от берега, задрав нос и едва касаясь поверхности воды. «Зря я не взял боевое оружие, — мелькнула мысль сожаления, — надо бы было не посох брать, а что-то посерьёзнее». Но цель задания не подразумевала боевого контакта пусть хоть с древними, но всё-таки машинами для убийства. Флинт постарался перекричать визг гравитационного мотора лодки: «Я знал, что она нам пригодится! Если не для чёртова беспилотника, то для этих гусеничных паровозов, разрази их гром!» Нейтрон-магнетронную катапульту Немо и Флинт всё-таки довели до ума пока Маугли спал и спрятали её в старом лагере под навесом. «Вы её второй раз запускали?» — заволновался Маугли. «Да, — откликнулся Немо, — всё работает как часы, нам бы только успеть». Точность у этого примитивного оружия была низкой – оно было рассчитано на большую мишень и небольшое расстояние, – но если бы удалось как-то собрать фловов в одном месте, то вполне можно было бы попытаться всех их сжечь или хотя бы подбить одним залпом.

Раскалённый докрасна флов, пробив остатки скальной породы, с рёвом упал в реку, подняв облако брызг и пара. Зияющее в скале отверстие выплюнуло в небо большое облако дыма и пыли и из него один за другим посыпались в воду дымящие своими котлами боевые машины. Мой наручный монитор фиксировал показания датчиков, оставленных еще со времени проведения в прошлом месяце экспериментов по скоростному спуску различных грузов на воду. «Девять всплесков, по силе колебания воды объекты весом от семидесяти до восьмидесяти тонн каждый, — сухо констатировал Немо. — Это стандартная боевая стая». «Не дрейфь, тюлень, у нас уже минимум миль пять форы, — подбодрил его Флинт, прислушиваясь к работающему в запредельном режиме и перешедшему с визга на свист мотору. — И ещё оторвёмся на столько же. По дну они эти десять миль будут идти не меньше двадцати минут, разорви их о рифы».

На горизонте показался остров старого лагеря, за которым уже почти скрылось большое и тёплое жёлтое солнце. Лодка быстро приближалась к берегу, расходуя остатки накопленной за несколько дней отдыха на дне энергии. Не сбавляя хода, я выбросил лодку на песчаный пляж на сотню метров от берега и, не выключая раскалившийся двигатель, бросился что есть сил вглубь острова, уже укрывающегося сгущающимися сумерками. Через десять минут, перебравшись через оба замаскированных рва по навесным мостам, я выкатил катапульту из-под навеса на открытое место. «Деревья ей не помеха. Вещь! — заботливо похлопал по станине катапульты Немо, подключая накопители и активируя генераторы. — В сторону лодки?» Ловко лавируя вокруг самодельного оружия, машинально ответил на оброненный риторический вопрос Маугли: «На ней сработают датчики при приближении», — И тут же поёжился от грозного окрика Флинта: «Эй, бездельники, хватит болтать! На второй залп того, что не выговорит даже морской дьявол, в накопителях останется?» «Останется, — выведя в рабочий режим катапульту, довольным тоном ответил Немо, — первый сделаем просто для наживки».

На заре боестроения фловы проектировались как индивидуальные автономные и универсальные боевые единицы. Их интеллект настраивался на решение полного спектра боевых задач, что занимало значительное время на их обучение, тонкую настройку и защиту от внешних воздействий. В результате эти машины стали настолько высокотехнологичными и ресурсоёмкими, что во время первых роботовойн на них устраивалась людьми настоящая охота — даже самая сильная и мощная армия не могла позволить себе более сотни таких боевых роботов и выбив или захватив даже всего половину из них, можно было принудить противника к капитуляции. Позже стало понятно, что вместо одного супер-флова целесообразней выпускать на поле боя стаю более простых – сконструированных специально под определённые боевые задачи – фловов, объединённых одним общим распределённым между ними интеллектом. В этом случае решение поставленной задачи достигалось оптимальным количеством затрачиваемого ресурса и даже при гибели всех машин, кроме одной, можно было рассчитывать на выполнение боевого задания. Это была революционная эпоха матриксования, когда паровые машины получили первый групповой интеллект и хромированные гусеницы. «Высылать за мной одним целую стаю? — размышляя недоумевал я, расставляя растяжки и выставляя замедление на пусковом модуле. — Хотел бы я знать, кто этот мой тайный поклонник или поклонница».

Наручный монитор подал сигнал, зафиксировав движение на берегу возле лодки. «Выстрел!» — крикнул Немо. Искрящий алыми переливами шар отскочил от катапульты и, очерчивая дугу в сторону берега, медленно скрылся за деревьями. Я быстро воткнул в гнездо пусковой модуль, повалил и перевернул катапульту вверх дном, схватил посох и прыгнул в шлюз шахты, стараясь успеть уйти как можно глубже под землю, чтобы не получить высокую дозу излучения. Через несколько секунд раздался далёкий взрыв. Соседний тоннель шахты немного осыпался, но основной – в котором укрылся я – выдержал. Я побежал со всех сил по тоннелю как можно дальше, понимая, что взрыв прямо надо мной свод и стены шахты вряд ли выдержат – в полутора километрах от лагеря был ещё один выход и я спешил добраться туда прежде, чем фловы окружат катапульту и один из них заденет хоть одну из приготовленных мной растяжек.

Второй взрыв едва не стоил мне жизни – я уже успел добежать до дальнего выхода и заскочить в укреплённый шлюз, поэтому меня завалило только по пояс. Откопавшись и немного переждав, я вылез наружу и прислушался. Остров уже погрузился в темноту; вдали гудело зарево и ещё продолжали скрипеть и падать не выдержавшие взрыв деревья, но это были явно не звуки валящегося под натиском рыщущих многотонных машин леса. «Сработало вроде», — прошептал Маугли. «Ну а ты как хотел? — не скрывал своей радости Немо. — Против лома нет приема».

Остров был около семи километров в длину и пяти километров в ширину и идеально подходил для опорного лагеря из-за удалённости от обоих берегов реки и покрывающего его густого – местами даже непроходимого – лиственного леса. «Беспилотник завтра обязательно заметит последствия взрывов и зависнет здесь надолго, пока не изучит каждый квадратный сантиметр, — обдумывал я план своих дальнейших действий. — Надо срочно выбираться на большую землю, в бункер». После возведения на острове всех основных сооружений Флинт настоял на строительстве лёгкой летней стоянки недалеко от второго входа в шахту, возле устья ручья, где можно было не прекращая работы переждать дни наибольшей активности надоедливого разведывательного катера. Берег возле неё был каменным и крутым, что сильно облегчило погрузку тяжёлых вещей и оборудования при переправке их по ночам на большую землю. Я двинулся к стоянке, надеясь, что она уцелела после недавних сильных летних бурь. «Ветер в нужную сторону, — заважничал Флинт, — пойдём тихо, под парусом».

Оба корпуса грузового катамарана с пятнадцатиметровой телескопической мачтой, заботливо укрытого Флинтом несколько месяцев назад в заросшем овраге связанными в маты ветками, отлично сохранились. Поставив катамаран на воду, я запитал от аккумулятора своей бортсистемы мачту и тонкий прозрачный парус послушно раскинулся между распрямившимися гиком и гафалем. Я двинулся в путь, огибая по большой дуге поврежденную восточную часть острова и постоянно сверяясь с маршрутом на наручном мониторе. Конечно, надо бы было зачистить остров, но на это совершенно не было времени и сил. Синее солнце показало свой край над горизонтом, залив спящую воду стальным светом. «Связь», — напомнил Флинт, наслаждаясь завораживающим видом будто налившихся металлом речных волн и управляя катамараном. Немо быстро развернул узел связи и отправил спектр-индуцированный пакет данных в сторону не успевшей нырнуть обратно близкой звезды. «Скоро там очередные шестьсот шестьдесят шесть минут?» — зевнул Маугли. «Нескоро, — отмахнулся Флинт, помогая Немо сворачивать оборудование, —нас на этом корыте посереди ночной реки по открытому незащищённому каналу не сможет найти только такой ленивый бездельник как ты».

Остров остался далеко позади и о нём напоминали только отблески далёкого зарева за спиной. Я управлял катамараном под убаюкивающую какафонию плеска речных волн о корпуса катамарана и тихих хлопков наполненного спокойным ветром паруса и вспоминал свой первый день в этом месте. Высадка прошла штатно — я очнулся в капсуле экспедиционного модуля на острове и сразу приступил к разворачиванию лагеря. Снег. Да, было очень много снега – возводителям приходилось работать, опираясь только на антигравитационные опоры, чтобы не оставлять за собой колей и других заметных следов на нетронутом пышном белом покрове. Шахту я обнаружил случайно, уже весной – Немо наткнулся на длинную полосу почвы, идущей от лагеря в воду и содержащей много оксида железа. Первый вход оказался прямо на границе лагеря. Один из тоннелей был просторным и сухим и я, подумав, перенёс всё оборудование из временных лёгких построек под землю. Но это было уже весной, а зимой – через неделю после высадки – лагерь был готов и под покровом снежной бури модуль, погрузив всех роботов, оставил меня наедине с этой планетой. Мне предстояло провести здесь минимум год.

Цель моего прибытия и стоящие передо мной задачи не позволяли мне торопиться – аномалия времени была крайне неустойчива, собравшись в воронку и почти касаясь тайги своим узким извивающимся краем, который часто называют «виляющий хвост парадокса». Такие воронки способны внезапно свернуться и растянуться в бесконечную нитку, замерев натянутой смертельной и незаметной струной через сотни галактик и поджидающей свою жертву. Чтобы направить «хвост» внутрь воронки, замкнув её саму на себя для стабилизации и подготовке к транспортировке, требуется колоссальная энергия, сопоставимая с энергией небольшой звезды, но чтобы поймать его, необходимо научиться предсказывать его поведение на несколько наносекунд, что требует времени и терпения. Работа, в целом, несложная, но эта аномалия прижилась в нейтральной галактике – рядом с крупным пастбищем – и выведенные когда-то ольгинцами аршоиды вряд ли бы упустили возможность, потянув время обращениями во все возможные инстанции, дать ей за пару столетий подрасти и превратиться в направленную в нашу сторону ловушку. Поэтому нельзя было просто отбуксировать эту двусолнечную систему с прилипшей к одной из её планет аномалией куда-нибудь поближе к цивилизации и решить эту проблему за считанные дни.

«Кстати, жалко тех фловов, чёрт их побери, — ворочался пытающийся уснуть Флинт, — на чёрном рынке каждый из таких раритетов стоит двух или даже трёх устойчиво приживлённых областей знаний». «Да, девять антикварных машин… — вяло выговаривая слова, согласился с ним из дрёмы Немо. — Древние оригиналы? Реставраторские реплики? Но зачем? Ведь полная боевая стая…» Удар полного заряда моей примитивной самодельной нейтрон-магнетронной катапульты гарантированно выжигал даже экранированную электронику в радиусе трёхсот-четырёхсот метров и я очень хотел верить, что все фловы оказались в зоне поражения. Настроенная тактика современных боевых машин, работающих в стае, исключала попадание в такую ситуацию и полное уничтожение всей группы за такое короткое время – я когда-то участвовал в разработке сценариев автономной охоты стаи фловов в условиях имеющих гравитацию объектов. Те, которые гнали меня до старого лагеря, выглядели древними и даже доисторическими, но кто знает, каким они были заряжены интеллектом. Вся эта история казалась мне очень странной – мне срочно была нужна связь. Но даже когда она не была нарушена, из моего текущего прошлого я мог напрямую передавать и получать информацию только через искривления промежуточных пространств, что занимало иногда часы между отправкой и получением каждого пакета данных. Хорошо, что простая энергия легко добывалась в любой стабильной точке времени и вся сложность её получения в готовом виде заключалась только в бессистемно плавающих координатах прицеливания, для чего требовалась просто ежедневная калибровка системы наведения на мишень-донор.

Локатор работал на полную мощность, но не фиксировал в миле вокруг меня никаких крупных подвижных объектов, кроме поднявшихся на ночь со дна на охоту – достигающих пятнадцати метров в длину – хищных рыб. Светало. Скорость катамарана за всю ночь не опускалась ниже восьми узлов и по данным наручного монитора я спустился ниже по течению даже против ветра на шестьдесят километров к северу. Южный вход в бункер теперь был для меня слишком опасным, на востоке я мог наследить и там тоже могла быть засада, западным подводным входом можно было попытаться воспользоваться только днём, когда сытые хищники лениво опустятся на глубину, да и поиск прохода в изменчивом лабиринте, заполненном часто мутной от завихрений сильных течений речной водой – то ещё удовольствие. Оставался только неизученный таинственный север. «Чёрт, зря я пожалел тогда времени», — раздосадовано думал я, ругая сам себя. Именно из северного лабиринта выползли те самые два последних исследовательских аппарата неудачной экспедиции, которые почти сразу самоуничтожились, но успели передать, что он был проходимым.

Да, лабиринт, перекрывающий северный вход в бункер, был самым сложным и запутанным из всех, но проходимым и мне предстояло не только пройти его, но и весь непредсказуемо опасный бункер от севера к югу. Отгоняя от себя ледяные колючие мысли об уже дважды подтверждённой расчетами Немо невыполнимости такой задачи при условии хотя бы однопроцентной вероятности сохранения жизни, я упрямо двигался вперёд. У меня не было выбора и где-то очень глубоко внутри меня почти потухшая – едва-едва заметная и исчезающе тёплая – искорка надежды нет-нет, да и тускло и робко мигала мне, не давая отчаяться; и я берёг её как самое хрупкое и ценное, что было у меня в тот момент – в последние дни или даже часы моей жизни. Этому не учили в школе, в армии, в академии и при различных многочисленных подготовках – это знание о живущей во мне – как и, наверное, в любом – искорке как-то или родилось, или проснулось во мне само, не раз помогая мне спастись: и когда я во время тайного расследования дела о чудовищном по жестокости шпортовом геноциде попал в искусную засаду визуалиусов и они, перебив всё моё охранение, почти полгода преследовали меня в своей галактике, пытаясь убить и замести за собой следы; и во время устранения последствий Великой паники, когда какеткодисты вывели и вероломно выпустили на волю совершенно бесстрашный и яростный зожевид гермочервей, выедающих мозги всему совокупляющемуся мыслящему живому, что привело к жесточайшему демографическому провалу среди научной интеллигенции и едва не остановило развитие цивилизации – тогда какетакдисты с целой армией тех своих – но чопикоцированных, голубого цвета – червей напали на меня и мою группу и мы, хоть и с потерями отбив первую волну совершенно неожиданной атаки, больше недели держали оборону и сдерживали яростный натиск беспощадных червеводов до подхода подкрепления; или когда куперряне и семовосематоры подослали ко мне своих наёмных убийц под видом молодой иксвоваиксерной семьи начинающих учёных и во время боя, неожиданно завязавшегося прямо во время делового ужина, пять напавших на меня огромных мускулистых усатых бойцов разгромили весь мой гостевой дом, едва не отправив меня к свету в конце тоннеля и сильно перепугав успевших эвакуироваться жён и домашних животных. Я не был наивным – все те и многие другие пережитые мной сложные и даже смертельно опасные ситуации даже близко не стояли рядом с той, в которой я оказался на той загадочной, освещаемой двумя солнцами, планете.

Я спустил парус, убрал мачту и пришвартовался к нахмурившемуся навстречу утру склонёнными к воде деревьями угрюмому берегу. Флинт быстро разобрал катамаран, оттащил его от воды и забросал наломанными на скорую руку ветками. Немо и Маугли спали. «Вперёд, разрази меня северный гром! — прорычал Флинт и полез по отвесному обрыву. — Подъём, бездельник Маугли, мне нужна твоя ловкость!» Я понял, что валюсь с ног от усталости. Обнажённые Сьюзи и Мьузи, воспользовавшись моментом, ворвались в мой ослабленный усталостью рассудок. Я машинально обнял их и привычно повалил на широкую кровать, купаясь в тёплой женской ласке, но вовремя опомнился и вернулся. Сьюзи и Мьузи, фыркнув, удалились, покачивая аппетитными ягодицами.

Когда я проснулся, жёлтое солнце уже на два своих корпуса оторвалось от горизонта, набирая силу, и Маугли уже прошёл три четверти пути. Флинт, зевнув на наручный монитор, разбудил Немо для подготовки к отправке очередного пакета. «Надо осмотреться, — проснулся Немо. — Вон подходящее дерево». Я быстро залез на верхушку и достал бинокль. «Здесь ещё даже не начали третью линию просек, разрази их гром, — заметил Флинт, пристегнув бинокль к шлему и освободив руки. — По дальномеру тоже около полтинника». «К реке тоже вышли, — задумчиво добавил Немо, отправив спектр-индуцированный пакет навстречу уходящему синему солнцу. — Медведи замкнули кольцо». Я внимательно рассмотрел в бинокль не менее грандиозную стройку, чем уже привык видеть с южного склона, отличающуюся не только отсутствием одной линии просеки, но и наличием умело замаскированной под овраг и имеющей явно законченный вид траншеи. Эта северная траншея – глубокая и широкая, с монолитными армированными бетонными стенами, с одной стороны наполовину перекрытая сверху массивными, перетянутыми между собой толстыми стальными тросами, железобетонными козырьками, в некоторых местах образующими подвесные мосты – касалась реки высокой дамбой и казалась полностью достроенной. Она тянулась непрерывными зигзагами внутри кольца из двух просек, в отличие от южной – выполненной отдельными фрагментами, больше похожими на длинные, несоединённые между собой блиндажи – аналогичной траншеи. «Спорим, учёная устрица, эту траншею они зальют водой, — подстрекал к перебранке Флинт, — пустив в неё реку?» Немо, не растерявшись, подхватил: «Ага, и рыболовецкие шхуны по ней пустят, и подводные лодки», и под сопение раздосадованного неудачей Флинта спокойно свернул оборудование.

Отмеченный на моей карте лабиринт, подходы к которому были надёжно укрыты переплетёнными между собой стволами растущих среди валунов деревьев, оказался огромным. Восемнадцать с грохотом и скрежетом вращающихся друг в друге испещрённых причудливыми зигзагами канав и сквозными отверстиями разной формы сфер с толщиной стен по десять-пятнадцать метров ежечасно генерировали тысячи уникальных наборов комбинаций коридоров, ходов и узких лазов. Даже выступающий из склона бункера наружу небольшой сегмент внешней сферы поражал своими размерами. Через пять часов, поняв, что заблудился где-то между пятой и третьей сферами, я сел отдохнуть.

Немо подбадривал себя и всех: «Не всё так плохо – монитор говорит, что уже зафиксирована закономерность движения в размере почти трёх процентов», — «Выходит, чтобы просчитать его сегодняшний только дневной цикл, тебе нужно сто пятьдесят часов, гарпун тебе в печёнку! Дальше ночь. Завтра всё будет уже по-новому, гори оно всё в аду!» — спорил с ним и хмурился Флинт. Маугли молчал. Всем было понятно, что нам не хватает вычислительных мощностей и их дефицит был катастрофическим. Вокруг постоянно что-то оглушительно скрипело и грохотало – вращающиеся друг в друге сферы как жернова перемалывали попадающие между ними камни в горячую пыль, которая быстро забивала щели внешних заборников воздуха, стекло шлема и фонари, вынуждая непрерывно включаться хлопками пневматическую бортовую систему их очистки. Из-за постоянного вращения все поверхности лабиринта были наклонными и через какое-то время пол коридора мог стать стеной, а потом и потолком или сам коридор стать глубоким колодцем, который можно было не заметить в пыли и сорваться вниз. Немного отдохнув, я продолжил идти, пользуясь подсказками монитора, но ни на одной развилке он не показывал вероятность верности выбора более долей процента, а при попытке оценки всего пройденного маршрута он на какое-то время просто переставал реагировать на запросы. Локатор не видел вокруг себя ничего дальше ближних стен и я его выключил, чтобы не тратить энергию впустую.

Зубы любого местного сухопутного хищника не могли прокусить мои доспехи, но этот гигантский чёрный медведь, которому я не доходил до четверти его роста, выглядел гораздо более когтистым и зубастым. Я выскочил на него из-за очередного поворота, едва успев протиснуться в закрывающийся проход из становящимся колодцем коридора. Назад пути уже не было. Стараясь его ослепить, я включил на полную мощность и направил не него оба своих грудных прожектора, перехватил посох и, перенеся вес на заднюю ногу, приготовился ударить и отскочить в сторону. Медведь принюхался, обнажив огромные клыки и прикрыв глаза лапой с когтями размером с моё предплечье. Я не шевелился. При точном ударе посох вполне мог на несколько минут контузить этого многотонного зверя, но при малейшем моём промахе он за секунду разорвал бы меня на части или просто раздавил своим весом. И даже в случае моей победы мне совершенно не хотелось оставаться в одном лабиринте с разозлённым гигантским хищником. Зверь, убрав зубы, опустился на четыре лапы и осторожно шагнул в мою сторону.

«Это не атака, — громко прошептал Маугли. — Не шевелись, это не атака!» Я замер, но изо всех сил стиснул посох, переводя его на максимальную мощность. Медведь зашёл сбоку, выйдя из света прожекторов, подошёл вплотную и склонился надо мной, обнюхивая и фыркая от поднимающейся пыли. Ситуация стала совсем проигрышной – его огромная пасть была менее чем в полуметре от моей головы и, если что-то пошло бы не так, ни акробат Маугли, ни закалённый в боях Флинт не успели бы среагировать. Сфера проворачивалась и я уже не мог держать равновесие на сильно наклонённом полу, поэтому встал в полный рост, выключил прожекторы и оперся на посох. Медведь удивлённо сел передо мной и склонил голову на бок. Я отключил защитную тонировку шлема и направил себе на лицо курсовой широкофокусный фонарь. Медведь наклонился и уставился в упор мне в глаза своим правым – размером больше моего кулака – глазом. Я смотрел в ответ не моргая, стараясь не выдать своего страха. Каждая секунда тянулась мучительным часом. Пот начал струиться по шее, включив автоматику микроклимата. «Автоматика! — затаив дыхание подумал я. — Лишь бы не сейчас!». Но пневматика сработала штатно сразу серией хлопков, подняв с меня в воздух большое облако пыли. Медведь от неожиданности отскочил в сторону, едва не задев меня лапой, посмотрел на меня через плечо и спокойно пошёл вверх в медленно открывшийся ход. Я выдохнул с облегчением и сел на ставшую полом стену.

«Он почти не пыльный! — вдруг крикнул осенённый Немо. — Медведь не пыльный, он здесь совсем мало времени!» Я вскочил на ноги и бросился за медведем, стараясь держаться от него на расстоянии. Чтобы не провоцировать его, я шёл за ним без света, только по локатору, не выпуская из прямой видимости. Ожидая открытия проходов иногда приходилось находиться с ним совсем рядом, но медведь на меня почти не реагировал, только иногда принюхиваясь в мою сторону. Флинт сипло ворчал: «Эта исчадье ада куда-то нас ведёт – не удивлюсь, если себе на ужин в свою берлогу», — «Сожрать он нас мог сразу, на месте», — нерешительно дал ему отпор Маугли, прижимаясь к стенам и обходя по краю или перепрыгивая укрывшиеся шапкой густой пыли колодцы. Медведь каким-то образом точно знал дорогу и ни разу не колебался на развилках, ловко протискиваясь через открывающиеся проходы, перепрыгивая колодцы и забираясь вверх или спускаясь вниз по коридорам до тех пор, пока они не становились слишком крутыми и уже непригодными для движения по ним.

Всего за час мы прошли лабиринт, выйдя на склон огромного вулкана, переходящего у своего основания в освещённое мириадами разноцветных огоньков просторное плато, укрытое куполом белого каменного неба и рассечённое широким, уходящим из виду куда-то в укрытую дымкой даль и прячущим своё дно в темноте каньоном. Я ахнул и оцепенел от увиденного. Медведь, не оборачиваясь, вышел к широкой ленте извивающегося к плато фуникулёра и, дождавшись подходящей для него по размеру вагонетки, прыгнул в неё и с грохотом помчался вниз. Я опомнился и прыгнул в следующую, оказавшуюся размером с железнодорожный вагон. Меня бросало из стороны в сторону, ударяя о стены – вагонетка неслась куда-то вниз с огромной скоростью, не замедляясь на поворотах, горках и мёртвых петлях. В конце концов мне удалось ухватиться за яростно хлещущую по полу цепь, слабо натянутую между бортами, и, нырнув под неё, закрепиться в центре моего мечущегося на крутом спуске болида. «Приедем точно в виде отбивной, — не унимался Флинт, — прямо в пасть морскому дьяволу!» Распластавшийся на спине на полу и упершийся ногами в борт Маугли перехватил второй рукой, сильнее натянув, цепь и привычно звонко рассмеялся.

Замерший по тревоге пригород постепенно оживал. Вагонетки остановились, ткнувшись в огромный колокол, издавший от двух ударов подряд набат такой силы, что автоматика моего шлема на несколько секунд перевала акустику в оборонительный боевой режим работы. В домах, похожих на огромные проеденные круглыми окнами и дверями корявые пни, робко загорался свет. Испуганные медведицы выглядывали мне вслед, шлёпая и затаскивая обратно домой пытающихся броситься за мной бесстрашных медвежат. Мой поводырь не обращал внимания на волнение горожан и невозмутимо вёл меня вперёд по чистым и ухоженным узким переулкам окраин города, уступая дорогу лениво и бесшумно катающимся цветным светящимся шарам. «Это те самые, мои южные, разноцветные шары! — понял я что за освещающие плато огоньки видел со склона вулкана. — Так вот куда они попадают, уходя по красной хорде!» Несколько раз нам встретились взрослые – хотя почти в два раза уступающие моему проводнику через лабиринт в размерах – хмурые медведи, проводившие меня суровыми взглядами, но даже не пытавшиеся преградить нам путь.

На железнодорожной станции было шумно и оживлённо — одни медведи торопливо грузили в вагоны катушки со стальным тросом, пучки арматуры и бочки с сухой бетонной смесью; другие – те, кто выглядели покрепче – рассаживались на открытые платформы с невысокими бортами, имеющие напоминающие прибитые к полу валенки крепления для их массивных лап. Медведь провёл меня вдоль загруженных и отправляющихся куда-то составов, стараясь не попадаться на глаза косолапых и не отвлекать их от своих дел. «Одной загадкой меньше», — ухмыльнулся Флинт. «Конечно! — уколол его до сих пор молчащий Немо. — В тайге же мы с тобой видели много железных дорог и вагонов». Флинт поморщился: «Ну не видели, и что? Маскировка значит хорошая, якорь им в бухты. И в железобетонные траншеи мы никогда не заглядывали».

На заброшенной ветке, возле старого многоэтажного домика станционного смотрителя, на что указывала соответствующая надпись во весь его фасад, на рельсах стояла железнодорожная блестящая цистерна с крупной надписью «С2Н5ОН». Медведь потёрся боком о её лестницу, ведущую с торца к люку, зевнул и залез в домик, заняв третий, четвёртый и пятый этажи. Жёлтые кусты и деревья и здесь частично сбросили белую листву, на месте которых уже набухли большие оранжевые почки. Я был ошарашен увиденным за последние часы и никак не мог прийти в себя, чтобы справиться со скачущими мыслями. Приютившийся на плато медвежий город, по краю которого меня провёл сюда косолапый гигант, не укладывался у меня в голове – аналитический кубизм древнего довременья и тот мог показаться скучным консервативным академизмом при описании увиденного мной: вертлявые многоуровневые улицы и проспекты с облепившими их цветными бусинками шаров и корявыми плодоножками круглооконных зданий, сходящиеся в многочисленные перпендикулярные друг другу кольцевые вокруг цветущих светло-лазурным городских парков, рисовали удивительные объёмные узоры, выдаваемые мне на монитор работающим на полную мощь локатором. Восторженно ахающий и цокающий языком Немо, помешанный на геометрической философии после прошедшего с осложнениями приживления ему познания единой сингулярности, поначалу даже не включил запись и Флинт, покачав головой и привычно выругавшись на вытаращившего глаза учёного, запустил режим фиксации окружения. Открывшиеся для взора пространства поражали своими размерами – да, бункер снаружи был огромен, но отсюда казалось, что он держал в себе целый потерянный мир. «Город в бездонном камне… — вспомнил я его первое описание. — Или это невероятное совпадение, или всё же кто-то из людей это уже когда-то видел».

Маугли нервно присвистнул и глубокомысленно покашлял, привлекая внимание утонувшего в каких-то расчётах Немо. Флинт был совершенно сконфужен – он успел выхватить посох и, уходя с прямой кувырком в сторону, нанести прикрытый ложным замахом колющий удар навстречу неожиданному движению из распахнувшейся массивной двери домика, но незнакомец, в прыжке скрутившись корпусом, увёл по касательной этот отточенный в боях до смертельного совершенства и всегда сокрушительный удар опытного пирата и, продавив двойным блоком локоть моей левой руки, сумел отклонить посох чуть в сторону и нырнуть мне за спину, пригнуться от удара наугад с разворота, отскочить и успеть активировать своё оружие. Всё вокруг замерло и только разбуженная и поднятая с земли сухая листва медленно укладывалась обратно, недовольно шелестя себе под нос еле слышную колыбельную песню.

— О как, — сквозь зубы медленно выговорил незнакомец, держа меня на прицеле. — Как пдрсня на голову.

Его доспехи были в чём-то похожи на мои – повторяющий цвета окружения корпус-хамелеон с головы до ног был полностью закрытым и усилен дополнительной гибкой бронёй на плечах и суставах, а тонированный шлем был прикрыт решётчатым забралом, упирающимся через защиту шеи в бронепластины спины. Он многозначительно постучал большим пальцем левой руки по снятому предохранителю кваркореза и кивнул на мой посох.

— Взаимно, — осторожно ответил я, положив посох на землю и медленно сделав несколько шагов в сторону. — Скучаешь?

— Последняя эпидемия утащила с собой шесть галактик, — менее напряжённо ответил он, направив кваркорез мне в ноги и осмотревшись по сторонам, — не соскучишься.

Я молчал и не шевелился, оценивая возможность как-то допрыгнуть до своего посоха. Судя по всему, незнакомец не уступал мне в физической форме и мастерстве и вряд ли такая моя попытка не имела бы для меня серьёзных последствий учитывая, что посох против кваркореза – как котёнок против боевого пса. Видимо, также оценив слабыми мои перспективы успешно выполнить этот акробатический трюк, незнакомец попятился на несколько шагов назад и, распрямившись и опустив кваркорез, процитировал написанную на задней обложке каждого школьного учебника истории фразу древнего мифического героя:

— Погасит гроздья звёзд не чёрной зев дыры. И с неба стае птиц не углядеть норы. Всё ж щупальца кабздец во тьме к тебе протянет… Век труса короток – не бойся той игры.

— Ты местный учитель что ли, дядя? Это все дети знают! — неожиданно вспылил Маугли, раздосадованный низкой оценкой его способностей, но осекся и отступил на второй план, уступая дорогу старшим.

— Ага, дядя учитель, — хмыкнул в ответ незнакомец, поставив на предохранитель и убрав кваркорез за лёгкий тактический щит, — учитель исторической физкультуры.

— Ты кто такой? — спросил я, пытаясь по совету Флинта перехватить инициативу и украдкой поглядывая на свой посох. — Назови своё имя и покажи своё лицо.

— Ишь ты, какой деловой: и имя ему, и лицо. Какое из них? — спокойно ответил загадочный встречный. Облокотившись на сцепку железнодорожной цистерны, он добавил: — Тебе вот какая разница?

— Голос тоже не твой?

— Мой, не мой – это всё неважно, — с лёгким раздражением отрезал он.

Издалека доносились звуки суеты железнодорожной станции. Медведь, высунувший голову из окна четвёртого этажа на шум короткого боя, громко зевнул и шумно перевалился на другой бок, снова скрывшись в глубине здания. Бесшумно выкатившийся на заросшую редким кустарником светящийся сочным синим цветом огромный шар толкнул замершего там более мелкого зелёного и они оба медленно, друг за другом, прокатились между мной и незнакомцем, причудливо раскрашивая местность и прячущиеся от света бледные тени.

— А вот лютая пдрсня – это важно, — повернув голову вслед удаляющимся шарам, нарушил затянувшееся молчание незнакомец. Подумав, он будто осторожно продолжил: — Она совсем скоро снова будет здесь…

— Это невозможно, — оборвал его я. — Человечество победило пдрсню ещё на заре новейшего времени и та эпидемия в шести галактиках была последней.

— И что?

— И то, — продолжал давить я, стараясь выглядеть миролюбивым и не перегнуть палку. — Её сверхослабленные образцы уже не одно столетие хранятся всего в нескольких научных лабораториях под таким жёстким контролем, что даже при подозрении на утечку пдрсни автоматически стерилизуется всё пространство в парсеке вокруг.

Выдержав несколько секунд, я вбил гвоздь в крышку гроба невежества незнакомца:

— Лютой же пдрсни в этой вселенной никогда и не было.

Я ждал реакции сокрушительно разоблачённого шарлатана не давшим легко запудрить себе мозги аномальщиком высшего разряда с не очень высокой, но всё-таки учёной степенью. Он помолчал, похлопал ладонью по цистерне, прислушиваясь к звуку, вдохнул и спросил:

— Никогда?

— Никогда.

— А в параллельных мирах?

— А при чём здесь параллельные миры? — ответил я вопросом, после которого ленивой походкой медленно подошёл к посоху, подбросил его ногой и одним движением закрепил его у себя за спиной. Повернувшись к не спускающему с меня глаз незнакомцу, я добавил тоном терпеливого преподавателя: — Любая пдрсня даже теоретически не может перемещаться между параллельными вселенными – это доказанный фундаментальный закон межвселенских барьеров, объясняющий локальность распространения пдрсни. Кучу опытов было проведено и до сих пор иногда проводятся, все данные в открытом доступе. Ты откуда такой дикий?

— Как прекрасен чистый незамутнённый мир и растворённый в нём разум, — усмехнулся он, начав отстёгивать правый грудной прожектор, разбитый приходящим в себя Флинтом. — Всё-то ты знаешь. И связь поди у тебя даже почти работает? Нет?

Я промолчал, не реагируя на язвительный тон.

— Провалившаяся сюда после взрыва чёрной дыры аномалия притащила конденсат пдрсни, — продолжил незнакомец, никак не могущий расстегнуть раздавленный пришедшимся вскользь ударом замок прожектора. — Это совершенно точно. Механизм этого пока не до конца понятен, но такое происходит уже не в первый раз. Наши математики считают, что на решение этой задачи потребуются столетия, поэтому мы пока работаем не с причиной, а со следствиями.

— Кто это «мы»?

— Сопротивление.

— Какое сопротивление?

Незнакомец, наконец-то сняв разбитый прожектор, повертел его в руках и отбросил в сторону.

— Неважно. Важно то, что внутри торчащей здесь аномалии пдрсня окрепла и подготовилась к трансформации, — раздосадовано продолжил он. — Ещё бы – складки времени и неограниченное количество спрессованного рудиментного и неучтённого пространства. Мы здесь с тобой сейчас на развилке, в корне целого куста миров. Если этот куст станет пдрсняшным, то чаша весов может склониться не в нашу сторону.

— О чём ты вообще говоришь?

— Пдрсня суперглобальна, — ответил он и, взглянув на свой наручный монитор, поднялся на ноги. — Она борется не за отдельные вселенные, а за всё Естество, понимаешь? Внутри аномалий особого типа в момент готовности к трансформации пдрсня способна пробить нору в чёрный пдрсняшный мир. Как? Просто – сконцентрировав всю свою силу в кончике хвоста воронки.

— Никогда даже близко ничего такого не слышал. Ни от кого. Нигде, — разделяя фразы паузами выговорил я, стараясь не потерять терпения от этого потока острого бреда.

— Конечно не слышал, — парировал он, поднимаясь по лестнице к люку цистерны и ослабляя за собой болты её крепления накидным ключом. — Голодная и озверевшая концентрированная лютая пдрсня, совершенно беспрепятственно ворвавшаяся в беззащитную вселенную через такую нору, сжирает всё вокруг с многократно превышающими межвселенный сигнал о бедствии скоростями. От кого тогда услышать, а? Был мир и не стало мира.

— Ну это же просто бред! — не выдержал я. — Ты какой-нибудь чокнутый учёный или просто псих?

— А та последняя эпидемия – тоже бред? Сколько вообще их было за всю историю? Две, три, десять, сто? — бросил мне в ответ незнакомец, перевалившийся через ограждение на мостик возле люка цистерны. — И каждый раз крайняя из них считалась последней?

Я подошёл поближе к цистерне и присел на решётчатый короб, укрывающий привод сбрасывающей стрелки. «Псих на плато в бункере – как это понимать? — напряжённо думал я. — Нет, это не бродяга-выживальщик. Мог меня в лапшу постругать, но вместо этого пичкает каким-то религиозным бредом. В этом есть какой-то смысл? Или смысл как раз заключается в отсутствии смысла?»

— Неважно, — ответил ему я наверх. — Наша вселенная тоже имела родовую координатную травму, но мы победили пдрсню, не дав ей развиться до лютой.

— А, ну это совсем другое дело, — громко и наигранно изобразил он прозревшего человека, склонившись над люком и грохоча металлом. — Это же совершенно всё меняет! Тогда что же – по домам?

— Да кто ты такой? — почти воскликнул я, стараясь остановить непрерывный монолог бубнящего и сыплющего научными терминами Немо.

— Я кто-то типа антитьматера, — ухватив что-то и натужно пытаясь поднять, небрежно ответил незнакомец. — Только убираю старые потерянные развилки, схлопывая параллельные пдрсняшные тёмные миры.

Крышка люка цистерны, поддавшись, с грохотом отвалилась на бок.

— Это твой катер маячит над рекой? — крикнул я ему, прежде чем он нырнул внутрь.

— Ага. При взрыве застрял в какой-то хитрой петле, когда воронка прицепилась, — еле слышно крикнул он в ответ уже из цистерны, лязгая и скрипя, судя по звукам, какими-то отпираемыми задвижками и засовами. — Теперь то выныривает, то опять смещается – так и болтается между несколькими измерениями и мирами в нелинейном времени.

— С пилотом?

— Да нет, с куском обугленного машинного интеллекта, — пыхтя, на секунду замешкался он с ответом. – Человек бы уже давно сошёл там с ума и подорвался.

— Сигнал синхронизации – это он посылал?

— Коротит там у него что-то время от времени. Сейчас тут вообще много всяких коллизий, — ответил вынырнувший наружу антитьматер. Он опустил в вытащенную за собой тонкую гибкую трубку жало водозаборного фильтра, закачал жидкость из цистерны в свой вспомогательный питьевой бак до максимума и, завязав трубку узлом, добавил: — Я поначалу пытался с ним связаться, но там полный фарш с кодировкой.

Флинт воспользовался повисшей в воздухе паузой, просипев: «Развесишь уши – и будут акулы глодать твои кости на дне океана!».

— А фловы? Они тоже «коллизии», как ты говоришь?

— Здесь есть фловы? — сбросив трубку обратно, свесился он через перила мостика в мою сторону. — Сколько их?

— Была стая из девяти штук, но очень древних.

— Древних?..

Смазав петли крышки люка цистерны и с лязгом закрыв её, незнакомец спрыгнул вниз и задумался, машинально поглаживая рукоять кваркореза.

— Почему древних? — вдруг спросил он.

— Обиделся? — чуть не расхохотался я. — Ну хорошо, раритетных и антикварных. Твоя стая?

— Видимо, это было просто эхо, — пожал он плечами, вернувшись из домика с бухтой тонкого стального троса. — Весёлое тут местечко. Они уже приходили за мной, когда Сопротивление только-только поднималось из руин. Тебе заправиться спиртом не надо?

— Не надо, — отказался я, не давая сменить тему. — Целую стаю за одним человеком не посылают.

— Не посылают, — согласился антитьматер, повернувшись ко мне. — Но ты ведь тоже справился?

Я не видел за его тонировкой, но в тот момент готов был поклясться, что этот загадочный тип мне хитро подмигнул.

— Это была нелепая случайность и всякая физическая белиберда, так что не бери в голову, — закончил он свою мысль, проверяя клёпки большой круглой заглушки внизу торца цистерны за лестницей.

«Очень научный подход, — хмуро проронил Немо, — физическая белиберда. Он что-то недоговаривает». «Или переговаривает, — поддержал его Флинт. — болтает без остановки». Незнакомец откинул башмаки и разомкнул замок сцепки цистерны, которая, немного подождав, медленно двинулась вниз по уклону.

— Времени мало, — крикнул он, осторожно взбираясь по болтающейся едва закреплённой лестнице. — И билетов на первый ряд тоже в обрез. Не отставай!

«Пожалуй, пора догонять, — предложил Немо, когда цистерна медленно скрылась вдали за стиснутым уже расползшимися порослью посадками поворотом, — с ним ещё есть о чём поговорить». Без труда догнав цистерну, я запрыгнул на выступающий подножкой край рамы.

— Почему нет связи? — спросил я, добравшись до мостика возле люка.

— Для лазающего по бункерам автономщика ты задаёшь слишком много вопросов, — раздражённо ответил он, стоя на цистерне спиной ко мне и глядя вперёд. — Если нет связи, значит это кому-то нужно.

— У меня в южной части бункера современная трансвременная мультипространственная терачастотная станция с полным комплектом питания, умник, — не смог я удержать рассвирепевшего Немо. — я могу связаться с любой точкой Естества в любом его времени за несколько дней.

— Ох и крутая у тебя там штуковина припрятана! — засмеялся антитьматер. — Расскажи это развернувшим на орбите сплошные экраны аршоидам.

Он сел рядом со мной и, пристегнув к своему поясу и решетке ограждения мостика несколько карабинов, достал из-за щита бухту стального троса и начал привязывать себя к медленно набирающей ход цистерне. Судя по всему, предстоял очередной скоростной спуск. Он молча протянул мне вторую часть бухты и связку карабинов. Слететь в какую-нибудь пропасть в бункере мне не очень-то хотелось и я, подумав, взял его трос и тоже начал привязываться, пытаясь хоть как-то охватить и проанализировать свалившуюся на меня за последние сутки гору информации, слушая фоном яростный спор Флинта и Немо и робкие реплики готового кинуться их разнимать возмужавшего на этом задании Маугли. И тут до меня дошёл смысл последней фразы незнакомца.

— Аршоиды без присмотра? — не смог сдержать я ухмылки. — Новый анекдот?

Все научные эксперименты показывали, что даже самые первые – эталонные – аршоиды и трёх космических суток не могли просуществовать без рецидива. Наивные ольгинцы искусственно вывели их как чистильщиков горячих газовых облаков, хотя весь научный мир предупреждал об опасности создания и массового производства столь нестабильных, высокомерных и самовнушаемых существ. Предполагалось, что жёсткое излучение останков взорвавшихся звёзд компенсирует эти дефекты, но слизни, по стечению случайных обстоятельств попав на полтора миллиона лет в аномально благоприятные условия существования, взрывообразно размножились и всего за полмиллиона лет обзавелись примитивным и устойчивым к практически любым внешним воздействиям интеллектом. Когда встал вопрос об их плановой утилизации, Комиссия межвселенского растолеранчивания вынесла вердикт об их защите и приспособлении под универсальных космических падальщиков. Ольгинцев, как производителей, оштрафовали и обязали выполнить высокое указание: перепрогенетив, пасти аршоидов только в целевых – требующих очистки – пространствах и нести за них гарантийную консолидированную ответственность. Непрерывно мутирующие и постоянно расползающиеся по галактикам слизни доставляли ольгинцам много хлопот и горе-экспериментаторы были вынуждены организовывать для них искусственные охраняемые пастбища – «аршервации», – борясь с периодическими массовыми побегами аршоидов оттуда.

— Смешно, да, — парировал мой попутчик, проверив надёжность креплений. — Беглые аршоиды здесь, между прочим, сейчас вооружены не абы чем, а набравшей силой пдрснёй.

Представив каким-то невероятным образом заполучившую слизнями мощь, я запнулся – человечество в бытности сожгло не одну сотню звезд просто тестируя простейшие галактические вакцины, прежде чем убедилось, что пдрсня неприемлема для Естества даже в гомеопатических дозах. Цистерна продолжала набирать ход, всё чаще постукивая колёсными парами о стыки обхваченных ими круглых рельс.

— А они что же, бессмертия наелись? — не сдавался я. — Пдрсня их перещёлкает как семечки, даже не заметив. Слизни безмозглые, но не настолько, чтобы этого не понимать.

— Расходный материал, конечно, — согласился незнакомец, — но что остаётся перебившей конвой и сбежавшей с перепрогенечивания крупной старой колонии слизней? Весь мир в труху – им теперь всё равно тысячелетия по помойкам заброшенных миров прятаться, до какой-нибудь очередной амнистии. Вот и надеются успеть отскочить и нырнуть в какую-нибудь захудалую параллельную вселенную, угробив всё живое в этой.

Я с трудом отогнал от себя назойливо начавшие наполнять моё воображение жуткие апокалиптические картины. «Чушь! — сухо отрезал Немо. — Никому и никогда не удавалось выйти на контакт и договориться с пдрснёй». Флинт подхватил эту мысль: «На это хитрое отродье тебе ответит, что всех договорившихся пдрсня прибрала прежде, чем они успели кому-то рассказать о своих дьявольских переговорах с ней».

— Почему столько медведей? — спросил я. Прицепив ещё несколько карабинов с продетым через них тросом и туже затянув узлы, я не дал пропустить мимо ушей мой вопрос: — Твоя работа?

— Сам удивлён, — нехотя ответил антитьматер. — Они как-то чувствуют приближение пдрсни и готовятся к битве.

— Сами? — не стал я скрывать своего ехидного скепсиса, вспомнив вагоны с бетоном и арматурой. — Комары решили искусать ураган?

Он привалился спиной на люк цистерны и устало вздохнул:

— У них уже сегодня будет битва. Их битва.

Цистерна нырнула за край каньона и начала погружаться в темноту. Далеко внизу искрили переливами всполохи, похожие на тонкую кружевную вязь цепляющихся друг за друга молний.

— Они сами, между собой должны решить, — продолжил он, — чья будет тайга на следующую тысячу лет. Это важно, запомни – тайге пришло время выбрать.

— Тайге? — удивился я и сильнее ухватился за перила и упёрся в пол мостика ногами, с опаской поглядывая вниз. — Это же лес.

— Это не просто лес, — артистично пафосно ответил он, перекрикивая усиливающийся напор воздуха и вытянув вверх сжатую в кулак руку, — это сила жизни! Она здесь, вокруг нас и прямо перед нами! И на рассвете медведи будут драться за тайгу и за её решающий голос! И пусть живые не позавидуют мёртвым!

— Решающий голос в чём?! С кем они будут драться?! — не на шутку разозлился я, уже почти не слыша собственного крика.

— Узнаешь! Через пару часов ты всё сам узнаешь! — уже изо всех сил кричал он. — Скоро выход!

Цистерна в рёве рассекаемого ей воздуха стремительно приближалась к ослепительной точке, окутанной пёстрой паутиной молний. Точка постепенно увеличивалась и оказалась входом в состоящий из разноцветных колец тоннель, в который мы влетели на полном ходу, искря уже с трудом обнимающими круглые рельсы колёсами. Мелькая, кольца слились в непрерывную радугу, опирающуюся изнутри на огромный перламутровый пузырь, внутри которой по крутой параболе вниз всё сильнее и сильнее разгонялась цистерна. Пройдя через её вершину, цистерна на огромной скорости рванула вверх, растягивая стенку начавшего нервно пульсировать пузыря. Рельсы внезапно закончились. Незнакомец молниеносно приоткрыл люк, бросил что-то внутрь и быстро закрыл и задраил крышку – через секунду оглушительный взрыв выбил заглушку вместе с лестницей, придав цистерне едва не разорвавшее крепления и не выбросившее меня с мостика ускорение. Стенка пузыря, не выдержав давления, лопнула и он выстрелил блестящую боками и колёсами цистерну сверкающей кометой в густую и вязкую темноту, восстанавливая свою непроницаемость; она выскочила на бункер над его северным склоном, вывалившись в нескольких метрах над землёй в пробку густого как кисель спрессованного воздуха, который с треском разнёсся по сторонам, покрывая окрестность недолговечным инеем. Ударившись о землю среди сотен таких же, но вросших колесами в землю и заросших кустами и мхом, цистерна громко выдохнула скрежетом и замерла.

— О, даже немного осталось, — осторожно заглянул в открытый люк пилот успокоившейся цистерны, уклоняясь от струи вырвавшегося оттуда горячего пара. Быстро отстегнув карабины и встав на мостике в полный рост, он потянулся, разминая скованные напряжением мышцы, и деловито заметил: — Это, конечно, дурацкий, но единственный оперативный выход, который я нашёл. С медведем гораздо дольше.

Я тоже отстегнул карабины и распутал намотанный в несколько витков, перегнувшийся и растянутый от напряжения трос.

— Тот медведь, который встретил меня в лабиринте, — спросил я, решив попробовать подойти к разговору с другой стороны и съехав по боку цистерны на быстро разъедающие иней теплом камни, — И который привёл меня на заброшенную железнодорожную ветку – это твой, дрессированный?

— Он уже старый поводырь – находит заблудившихся и приводит их на базу – уже и почти спит на ходу, а всё бродит туда-обратно по привычке.

— И много у него работы? — насторожился я.

— Из таких тут только я один от прыжка к прыжку появляюсь, — ответил раздражающий своей таинственностью антитьматер. — Не удивлюсь, если старик был уверен, что ведёт к заброшенной ветке не тебя, а меня.

Вид с края крыши бункера был вполне обычным – укрывшаяся редкими облаками тайга лежала внизу как на ладони – и раньше я находил почти такие же удобные для наблюдения точки. Пробитое яркими звёздами близкое и пышное чернотой ночное небо давило уютно укрывающим ночь одеялом. «Ну какая лютая пдрсня, какие аршоиды? — думал я под одобрительное молчание поссорившихся Флинта и Немо. — Этот человек или как его там – «типа антитьматер» – тянет время до какого-то события и я должен, не подставившись, дождаться этого момента и наконец-то понять происходящее». Зафиксированной мной и записанной информации было достаточно для того, чтобы в течение месяца пригнать сюда полноценную научно-военную экспедицию из двух десятков кораблей, поддерживающих работу дюжины передовых учёных с мировыми именами и трёх тысяч человек научного персонала – у бункера, да и у всей этой планеты, не было бы и единого шанса сохранить перед такой научно-военной мощью хоть ничтожную частичку любого, хоть самого маленького, секрета. Я понимал – кожей чувствовал, – что эта прилипшая к планете, изучаемая мной аномалия таинственным и зловещим зельем растворена в бушующем, безумном океане причин и следствий, бросающем меня из стороны в сторону как потерявшую во время шторма парус лодку; и мне нужно было просто выжить, чтобы добраться до берега и сложить этот пазл на твёрдой почве в понятную картину. Я прикидывал, за сколько времени смогу пройти по покрытой острыми скалами крыше бункера до хоть опасного, но спасительного южного входа или всё-таки проще спуститься вниз, найти припрятанный катамаран и, дождавшись ночи, пройти к нему против течения по реке. Да, мне срочно и позарез нужна была связь со своими. Ну и кваркорез незнакомца тоже не повредил бы.

— Да, связь появится, но всего на несколько минут, — будто прочитав часть моих мыслей, небрежно бросил незнакомец и спрыгнул с цистерны на хруст сухой заиндевевшей травы, укрывающей валун. — Не пропусти этот момент.

Синее солнце вынырнуло вдали над рекой. Немо привычно собрался развернуть узел связи, но Флинт остановил его: «Давай не в этот раз». Маугли тоже не спал – с закрытыми глазами он безуспешно пытался дотянуться своим слухом до далёкого прибоя сонных речных волн. Я тоже чувствовал приближение развязки и волосы были готовы встать дыбом, привычно щекоча под шлемом кожу на загривке совершенным и как всегда необъяснимым перед боем спокойствием. За нырнувшим в темноту синим солнцем вскоре затеплилась тонкая тёплая полоска дальних предрассветных сумерек, готовых отогнать в небо торчащих уже на расстоянии вытянутой руки и обнаглевших от безнаказанности звёзд.

— Помни, наши места только в зрительном зале и вмешиваться нельзя. Ну, чистота равновесия и всё такое, — напомнил мне антитьматер. — Не дрейфь и болей за медведей – они победят и тайга выберет честь и отвагу, а не рога и копыта.

Забрезжил рассвет, пока издалека присматривающийся к крыше бункера. Флинт был опытным переговорщиком и я прислушался к его совету:

— Ты думаешь, я поверил хоть одному твоему слову? — спросил в лоб я стоящего поодаль незнакомца, глядя на ещё спящую внизу тайгу.

— Все врут, — равнодушно и спокойно ответил он. Пожав плечами и повернувшись ко мне лицом, незнакомец добавил: — Я слишком часто пытался кого-нибудь в чём-то убедить, что теперь мне плевать и на твою, и на чью-то ещё выращенную в житейских теплицах уютную веру. Ты – как старик, обличённый опытом и завернувшийся в кокон своих вчерашних знаний, желающий прежде всего доказать себе, что ты прав. Скукотень. Ну сам подумай, в чём смысл этого бесконечного бега по кругу?

— Видимо, ты слишком юн, — сдержался я, — и возомнил себя кем-то, кто был совсем недавно для тебя кумиром.

— Твои слова да богу в уши, — отвернувшись к тайге снова засмеялся он, сев скрестив ноги и опершись сложенными на груди руками на свой снятый с походного положения щит, уперев его в землю.

Тайга безмятежно спала глубоким предрассветным сном, иногда вздрагивая во сне далёкими раскатами сталкивающихся, но не желающих проливаться на землю грозовых туч. «Ну вот и поговорили, — зевнул Немо. — На локаторе в тайге какие-то признаки слабой непонятной скрытной активности». «Не дрейфь, варёная устрица, — сквозь сон пробурчал Флинт, — это фантомы. Маугли, бездельник, проснись и плесни нашему звездочёту доброго рома, чтобы он не шарахался от каждого шороха». Сон застил мне глаза и я, сев на ствол упавшего под натиском ещё тёплой цистерны дерева, привалился к почти остывшему за ночь камню и задремал, прыгнув со склона в зелёную бездонную и безбрежную пучину так и не понятой мной тайги и начав грести, пытаясь по сомкнувшимся кронам вытолкнуть лодку с тяжёлыми мыслями к приветливому песчаному речному берегу, на котором меня ждали нежившиеся на солнце страстные и горячие Сьюзи и Мьюзи…

Атака лосей началась ровно в четыре утра на самом слабом – недостроенном северном – участке обороны. От гулкого звона удара незнакомца щитом о почти пустую цистерну я вскочил на ноги и мгновенно проснулся. Они заходили кавалеристским наскоком привычной свиньёй, тринадцатью большими тупыми клиньями. Медведи были готовы к атаке – укрывшись за баррикадой внешней просеки они ловко сдерживали натиск накатывающих волн мычащих и сопящих парнокопытных, сшибая им заточенные о камни рога и молотя дубинками по их широким спинам. Главный лось, стоя на возвышении, безостановочно трубил, бросая в бой всё новые и новые силы. В некоторых местах лосиные клинья продавили оборону и медведи отступили ко второй – внутренней – просеке; бросившиеся за ними вдогонку лоси тут же попали под фланговые атаки замаскированных засадных полков косолапых. Поле битвы было внизу как на ладони и я, закрепив бинокль на шлеме, ни на секунду не отрывался от наблюдения за ходом сражения. Тайга окончательно проснулась и терпеливо ждала исхода решающей битвы. Медведи стояли намертво, держа оборону и выскакивая в контратаки; медведицы подавали им свежие дубинки взамен измочаленным об лосей и подтаскивали к баррикадам воду и загодя собранную медвежатами в глубоком тылу на мелководьях реки свежую рыбу. Наступающие лоси мычащими волнами безбрежного коричневого моря раз за разом накатывались на рычащие и ревущие просеки и в бессильной злобе откатывались назад, чтобы с новой силой броситься в пучину звенящей напряжением – проявляющей столкнувшиеся характеры и судьбы – передовой. Когда солнце, перевалившись через зенит, покатилось по второй половине своего дневного пути, на некоторых участках лоси дрогнули, а вскоре и везде – иногда и наперегонки, топча и толкая друг друга – трусцой побежали прочь от непокорившихся их воле обороняющихся. Усталые и едва стоящие на лапах медведи радостно заревели, торжествуя так тяжело давшуюся им победу.

Всё небо внезапно стало ярко-синим и мутным от горизонта до горизонта – прятавшиеся на орбите за воронкой аномалии аршоиды брюхоногим десантом при поддержке своих танков и штурмовой авиации бросились на мужественную, но не готовую к такому подлому и коварному удару оборону медведей. Бронированные раковины слизняков, с трудом продираясь с мест высадки к просекам, всё-таки добирались до баррикад и быстро растворяли древесину своей слизью. Штурмовая авиация сбрасывала на стойко держащих оборону медведей тлеющие и горящие пуккааны и быстро возвращалась на перезарядку и дозаправку. Пехота космических падальщиков, вооружённая слиземётами, легко взбиралась на деревья и вела оттуда прицельный огонь. В воздухе запахло палёной медвежьей шерстью, едкой слизью и тревогой. Избегая безвозвратных потерь и окружения, медведи быстро перегруппировались и, забрав с собой раненых, организованно отступили с передовой в бетонные траншеи под защиту толстых железобетонных козырьков, с трудом, но спасающих от штурмового плюющего оружия и подгоревших пуккаанов неповоротливых и смердящих своим боевым духом слизней. Дело шло к рукопашной – старшие опытные медведи дали команду проверить готовность личного оружия и примкнуть к дубинкам добытые в бою лосиные рога.

На время высадки аршоидам пришлось отключить свои экраны вокруг планеты – Немо с Флинтом, увидев отклик аварийной системы связи, молниеносно развернули оборудование и наладили связь по используемому только в особых чрезвычайных случаях аварийному защищённому каналу.

— Подтвердите биометрию! — запросил робот-идентификатор.

Я дал короткий верифицирующий доступ к своей бортовой системе.

— Вы числитесь погибшим, — раздался скрипучий голос локальной экстренной поддержки, расположенной на спутнике соседней планеты.

— Что?! Я живой! Мне нужна помощь! — закричал я в ответ. — Вторжение аршоидов! Повторяю, у меня вторжение аршоидов!

— Вы числитесь погибшим, — повторил робот.

— Я живой!!! Передай полученные с моей бортсистемы данные вместе с запросом! — продолжал я кричать, срывая голос. — Срочно!!! Сто двадцатый! Нужен сто двадцатый!

— Вы числитесь погибшим, — монотонно проскрипел механический голос. — Конец связи.

«Погибший? — стучала кровь в висках. — Почему погибший? Обречён и заживо похоронен?» Сеанс связи, скорее всего, был уже запеленгован и расшифрован аршоидами и найти и уничтожить спутник с ретранслирующей станцией экстренной связи было делом десятка минут. Ну а потом они примутся за меня. Но в тот момент мне это было неважно – я с ужасом осознавал, что даже в случае невероятного стечения событий – если робот всё-таки передаст по назначению мой сигнал – экстренно запрошенный мной в помощь сто двадцатый истребительный флот сможет прибыть только через несколько дней и за это время аршоиды оставят от этой планеты только мёртвую пустую оболочку. Незнакомец молча и внимательно наблюдал за появляющимися первыми заметными царапинами на теле вздрагивающей от ощутимых ударов аршоидов тайги и даже не повернулся в мою сторону на мой крик отчаяния.

Проходящий неподалёку пограничный патруль ольгинцев, запеленговав активность слизней в пограничной нейтральной зоне, на пределе перегрузок заложил атакующий манёвр и, расположившись боевым строем, дал залп из всех орудий по затмившим всё небо десантным кораблям аршоидов. Слизни в ответ выпустили навстречу своим пастухам несколько орд гомоботов, которые, тучами налетев на маневрирующие не входя в атмосферу планеты истребительные катера, облепили их, продавив количеством лёгкие защитные поля и забив собой сопла их тяговых установок. Корабли арьергарда ольгинцев, подоспевшие с поднятой по тревоге ближайшей заставы, вывели свои мощные защитные поля на максимальные расстояния и стряхнули в открытый космос сгустки гомоботов, приближаясь к своим катерам и затягивая их под свою защиту. Второй залп всех орудий ольгинцев загнал покрывшихся желчью сожаления скулящих аршоидов обратно на орбиту – уцелевшие десантные челноки слизней каплями перевёрнутого дождя суетливо взлетали из тайги и ныряли обратно в шлюзы под защиту совсем недавно высадивших их пузатых кораблей.

Неожиданно почернев и став почти видимым, хвост воронки аномалии огромным торнадо с размаху впился своим жалом в тайгу и пополз, вздымая в воздух землю и деревья и оставляя за собой зияющую чёрным ущельем глубокую рану. Тайга охнула, но не закричала от боли. Извиваясь, чёрный хвост почти дополз до реки и, прежде чем наполовину исчезнуть, дёрнулся и оторвался от поверхности планеты, разлив на бескрайнюю – ожидающую приближающуюся осень вызывающе густой и сочной зеленью – тайгу несколько тератонн ядовито-чёрной, пышущей лютой жутью пены.

— Пдрсня!!! — от неожиданности и ужаса воскликнул я, указывая на неё посохом и в мгновение покрывшись холодным липким потом. — Чёрная, лютая пдрсня!!!

— Теперь ты мне веришь? — поразительно спокойно перед лицом неминуемой гибели согласился со мной незнакомец и язвительно добавил: — У дяди тут всё-по-взрослому.

Основы специальной теории пдрсни, по мнению современных учёных, были заложены ещё в довременье в одной из соседних, молодых и к своему несчастью всё-таки выпдрсненных пдрснёй вселенных. Археологи раз за разом на её мёртвых и непригодных для жизни планетах, летающих вокруг и мимо потухших звёзд, находили подтверждение возникновению робких зачатков этой теории в виде нарисованных на стенах раскопанных древних сооружений странных сосудов с носиками, тарелок с едой в виде горок расплющенных по краям овалов и людей с ногами в виде рыбьих хвостов. Часто среди находок встречались выточенные из камня или из кости животных семейства кошачьих не всегда прямоугольные параллелепипеды с дисками на гранях двух противоположных сторон, кубы с одним широким несквозным отверстием и плоские медведи. Но чаще всего встречались надписи «пдрсн» – ими были исписаны все места, где ступала нога архидревних доисторических людей. В общем-то название термина «пдрсня» и произошло именно от этих надписей, поначалу ставивших учёных в тупик; но позже, по чудом сохранившемуся, с трудом восстановленному и расшифрованному фрагменту переписки сварщиков на титановой стене пусковой шахты, стало понятно, что «пдрсн» – это сокращение слов «педересня» или «педресня», которые люди опасались писать или произносить вслух, боясь привлечь к себе этот бездонный и оглушительно леденящий даже самые смелые сердца ужас.

Мы активно изучали погибшую цивилизацию. Наши археологи работали, рискуя своей жизнью – на какие-то минуты они выскакивали на места раскопок из чистых вселенных и ныряли обратно при малейшем приближении реагирующих на всё живое щупалец лютой пдрсни. Но даже при таких жесточайших мерах предосторожности пара археологов получили-таки высокую дозу остаточной пдрсни и потому не смогли правильно прочитать показания приборов предупреждения. В результате два научных взвода были безвозвратно потеряны. Все работы были остановлены на декалетие, был произведён разбор ошибок и в устав научных войск были внесены соответствующие поправки. С тех пор воины боевого охранения археологов стали обвязываться взрывчаткой и брать с собой котов, чтобы не даться живыми лютой пдрсне — в щупальца чёрного чистого и бесконечно ужасного зла.

Анализ находок на мёртвых планетах позволил понять, что люди в течение тысячелетий накапливали в своём мощном культурном слое скупые знания об этом неприродном и до сих пор слабо изученном явлении. Это даже нельзя назвать явлением – это нечто настолько чужеродное и противоестественное, что даже столкновение двух чёрных дыр кажется забавным аттракционом по сравнению с ним. Одна из миллиарда координат возникновения предпосылки к очередному Большому взрыву по непонятным причинам приняла обратное значение и часть совокупности отсутствия состояния повернулось к остальным частям обратной стороной. Соответственно, после рождения той вселенной до её пригодного для жизни остывания критический дефект был совершенно незаметен до тех пор, пока возле одной из галактик переродившееся из отсутствия присутствие состояния не накопило критической нестабильности и не выразилось в пдрсню. Сложнейшие современные математические модели позволили очень приблизительно восстановить цепь тех ужасных событий, приоткрыв завесу тайны. Причём та вселенная была не единственной – поражённой таким поведением какой-то принимающей обратное значение координаты – и позже мы наткнулись на другие ставшие абсолютно пдрсняшными миры. Но это было уже позже.

А тогда там – в то далёкое время в той вселенной – проникая в энергии, поля, пространство и время, пдрсня тихо и незаметно захватила весь тот мир, притворившись специфичным естественным психическим фоном. Явно и прозрачно проявлялась она наружу только через людей – не через всех, а только через отдельных их представителей, особенно откликающихся ей через отражённые в посекундном зеркале времени слова и поступки, названных поэтому «хомосеками». По скупым сохранившимся расшифрованным записям, матёрые хомосеки в течение нескольких секунд могли бодро натворить столько пдрсни, что окружающие их люди без какого-либо труда могли это заметить и, не допуская опдрсняшнивания всего вокруг, принять защитные меры, окружив себя амулетами и оберегами – они рисовали на стенах те самые странные сосуды с длинными носиками, вытачивали из камня или кости и носили с собой плоских медведей и делали многое-многое другое, дав богатый научный материал археологам из далёкого будущего параллельных миров. Особенно часто рисунки встречались на космических объектах, в том числе на сохранившихся на дне высохших морей их останках.

В какой-то момент пдрсня стала лютой. Что послужило этому толчком наука не может точно ответить, но в тот очень короткий период трансформации пдрсни люди везде где только можно безуспешно огораживались амулетами, вели журналы учёта хомосеков, отмечали надписью «пдрсн» все места проявления пдрсни и собирались в разрозненные группы для противостояния её тёмным бесчинствам. В классическую поэзию того времени вошли слова «песец», «кабздец» и «трындец», которые часто рифмовались со словом «педресец». Но ничего не помогало – они были обречены – пдрсня, видимо просто накопив критическую массу, трансформировалась в лютую и выпдрсела всё вокруг себя, поглотив и обезжизнив весь тот несчастный мир. По сохранившимся отголоскам легенд, среди людей того погибшего мира были имеющие к пдрсне иммунитет. Их почему-то называли «деплемами». В это невозможно поверить, но легенды намекали на то, что немногие выжившие среди лютой пдрсни и непокорившиеся, неподдавшиеся ей люди не только смогли выжить, но и сумели вырваться в другие миры. Несмотря на все непрекращающиеся уже много столетий масштабные поиски, найти их или хотя бы напасть на их след во всех чистых и светлых – не захваченных пдрснёй – мирах нам пока не удалось.

И вот – о ужас! – лютая и бесконечно голодная и концентрированная пдрсня совершенно неожиданно ворвалась и в мой – светлый и совершенно беззащитный в этой части вселенной – мир и всего за несколько часов она окрепнет, раскинув свои бесконечно септильпедические корни как в этой, так и во всех соседних галактиках и вряд ли у человечества хватит энергии всех доступных ему звёзд, чтобы хотя бы удержать её в этих границах. Мой мир был обречён. Слёзы бессильной ярости текли по моим щекам и я судорожно сжимал в руках свой посох, не замечая выступившей от усилий крови из под ногтей. Выжившие и отрезанные от реки медведи один за другим исчезали в разрастающейся и пожирающей всё на своём пути чёрной – лоснящейся и невыносимо притягивающей к себе своей бездонной омерзительной безысходностью взгляд – пузырящейся пене. Аномалия, всё больше и больше наливаясь через пробитую нору лютой пдрснёй, на глазах раздувалась огромным шаром, уже почти выходящим за пределы орбит обоих соседних планет, готовясь взорваться и разнести начало конца на всю вселенную.

До боли знакомый мне беспилотник без опознавательных знаков появился над рекой на южном горизонте и привычно пошёл вдоль берега, вздымая за собой воду. Пройдя северный склон, он пошёл на стандартный разворот, не замечая ощетинившиеся ему навстречу и приготовившиеся к броску щупальца. Глупым и слепым светлым мотыльком, летящим на ядовито-чёрное пламя, он казался последней – вот-вот канущей в бездну лютого ужаса – частичкой чистого, безумного спокойствия осознавшего свою обречённость и мучительно погибающего мира. Одно из щупалец пдрсни, опережая остальных, взвилось в небо и хлыстом неминуемой гибели замахнулось над ползущим по траектории разворота беспилотником. И вдруг будто проснувшийся и оживший катер внезапно нырнул в сторону и ударил по опешившему и растерявшемуся, промахнувшемуся щупальцу из всех орудий и одним скачком ловкой стальной блохи допрыгнул до нашего наблюдательного пункта.

— Пора! — громко крикнула из открывшегося шлюза зависшего над нами катера стройная девушка в костюме боевого пилота и сбросила спасательную корзину. — Чего вы здесь возитесь?

Мне показалось, что вся планета вдруг вздрогнула и вздохнула – это проснулся тысячи лет спящий бункер. Через секунду створки шлюза захлопнулись за нами и катер, срывая кроны деревьев, бросился в сторону от пришедшего в движение монстра, многокилометровая заросшая лесом и скалами крыша которого быстро съехала в реку, подняв перед собой чудовищно огромную волну воды и жижи грязи. Перегрузка на старте едва не раздавила меня о переборку и, как только разгон был закончен, я сразу же прыгнул в противоперегрузочное кресло стрелка-наблюдателя и пристегнулся. Пилот, на секунду повернувшись ко мне в своём кресле, выразительно посмотрела на меня красивыми бездонными глазами и одобрительно кивнула. Я раньше уже встречал замаскированные под беспилотники обитаемые боевые катера и был знаком с их упрощёнными интерфейсами сопряжения – почти сразу мой шлем дал мне картинку и звук панорамного кругового обзора внешней среды. Катер ни на секунду не находился на одном месте – обернувшись защитным полем и непрерывно маневрируя, выполняя замысловатые фигуры высшего пилотажа, он раз за разом уворачивался или удачливо отбивался от приходящихся вскользь попаданий зарядов аршоидов, начавших непрерывно сыпаться из космоса.