Были ли в России/СССР нормальные правители?

Калинин, Илья, у меня сегодня завод закрыт, приходится эскизами заниматься и сайтами.

пс: это я так отмазался :)

А в Украине уже заметен спад в этом направлении. Народ тихонько на сериалы перешёл от политических ток-шоу бесконечных, да думает чем брюхо набить впрок.

Бардо, в России такое было в 90х. Народ смотрел в ящик на всю эту публику как в аквариум...

На них плевать было, поскольку выживали.. Строили горизонтальные связи, независимые от бесполезной вертикали.

Успеха вам и терпения! И не ведитесь опять на вертикальные конфетки. Это трудно,

когда устаешь, то хочется к столбу прислониться. Столб тот в состоянии неустойчивого равновесия, в кучу дерьма вкопан.

имхо лучшие, это Грозный, Пётр 1 и Николай 1 - не стушевали в экстренных ситуациях, причём у каждого были "свои" декабристы ;)

Сибирские, рядовой? :)

Много кто управляет судьбами.

Много на что невозможно повлиять.

Ну, то бишь, равнодушны? Или просто не говорят?

А когда заговорят, то с какими интонациями - одобрительными, или не очень?

Что-то в этом есть. Реформаторов таки не любят.

Владимир Познер о реформаторах и демократии

ага ага

смотрим хронологию:

http://www.hrono.info/1914voina.html

Россия конечно главный агрессор и виновата в развязывании войны, Германия как всегда "защищалась"

сколько? его попытка борьбы с алкоголем привела к падению смертности

а касаемо демографии в стране - так у нее давний негативный тренд и здесь Горбачев мало что мог сделать:

http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%94%D0%B5%D0%BC%D0%BE%D0%B3%D1%80%D0%B0%D1%84%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D1%81%D0%B8%D1%82%D1%83%D0%B0%D1%86%D0%B8%D1%8F_%D0%B2_%D0%A0%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B9_%D0%A4%D0%B5%D0%B4%D0%B5%D1%80%D0%B0%D1%86%D0%B8%D0%B8

Равнодушны. Проработал там 8 месяцев, общался и в непринужденной обстановке (пикники, сабантуйчики). У нас наверняка бы темы возникли. Несколько раз слышал как над перлами Буша незлобно смеялись. :)

boga@voxnet.ru добавил 24.05.2009 в 11:32

А мне кажется, что это была попытка отвлечь волков на очередную борьбу. :)

вот нашел в жж одного врача статистику и выводы:

http://botalex.livejournal.com/38995.html

Тяжелый случай бреда верующего в рекламу.

1. Игорь Игнатов / Столыпиниада,
или Воспоминания о будущем

http://www.iraq-war.ru/article/197493

Столыпин понимал тупиковость российского аграрного пути — в этом был его плюс. Россию душила аграрная перенаселенность и, в то же время, недостаток рабочих рук в промышленности купировал ее промышленное развитие.

Крестьянство составляло 85% населения Империи и было удручающе малопродуктивно. Что оно вырабатывало, то и съедало (впрочем, из объема съеденного надо, само собой, вычесть огромные выкупные платежи, но это немного другая история), и беспрерывно при этом «пухло» с голоду. И вот, болея (надо полагать, вполне искренне) за русские национальные интересы, Столыпин решил с этим безобразием покончить путем своей знаменитой аграрной реформы.

9 ноября 1906 года звучит первый залп реформы: указ о разрешении выхода из общины. Несколько позже издается указ, уже принуждающий крестьян к выходу из общины и обязывающий их разверстать общинную землю. Столыпин хотел заменить общинное сельское хозяйство хозяйством хуторским, желал превратить часть общинников в «крепких единоличников», способных генерировать прибавочный продукт и продавать его на рынке. А остальных — выдавить в город, в промышленность, или отправить колонизовать Сибирь.

Пикантность ситуации состояла, правда, в том, что Столыпин стремился провести свою реформу сугубо за счет крестьянских земель, оставляя неприкосновенными земли помещиков, в руках которых находился очень значительный земельный фонд — особенно в центральных и умеренно-южных губерниях Европейской России, где крестьяне страдали от малоземелья.

К началу ХХ века помещичье землевладение представляло собой самый «тяжелый» осколок феодализма в экономике России. Основная масса помещичьих хозяйств была также крайне малопродуктивна (исключение составляли лишь работающие на капиталистических принципах товарные поместья Причерноморских губерний, некоторых районов Украины и, отчасти, Поволжья — они-то и давали основную массу экспортировавшегося из России хлеба, но на положение подавляющего большинства сельского населения этот товарный хлеб влиял мало). Помещичье сословие откровенно деградировало: будучи, с одной стороны, освобожденным от обязательной государственной службы, а с другой, — неспособным в основной своей массе к организации производительного труда, оно превратилось в паразитарный класс, стало рассадником праздности и реакции.

Все это, тем не менее, не помешало Столыпину зарезервировать в своем «светлом капиталистическом завтра» для этого непроизводительного сословия непомерно большое, в сравнении с его реальной ролью в жизни России, место. Странными, видимо, были у Петра Аркадьевича представления о капитализме — странным был бы и его капитализм, будь он построен. Впрочем, чем-то очень знакомым веет от столыпинского сословного «патернализма». Да и к «странному капитализму» нам не привыкать.

Но самым удивительным в задуманной Столыпиным реформе было то, что «великий державный ум» России начал ее, немного не обеспокоившись проблемой материального обеспечения своих реформируемых подопечных. Для того, чтобы выделиться из общины, крестьянину нужно, как минимум, иметь пару лошадок и железный плуг. Кроме того, необходимо обладать какими-то средствами, способными подстраховать в момент перехода к новой системе — для перевода хозяйства к интенсивному земледелию требуется капитал, причем капитал, по крестьянским меркам, немалый. Нужен также доступ к лесу и средства для его покупки, поскольку у единоличного крестьянского хозяйства, как минимум, появляется нужда в дополнительных хозяйственных постройках.

Какова же была ситуация в сельском хозяйстве России на момент реформы (и, кстати говоря, еще долгое время после ее бесславного завершения)?

А вот какая. Даже в 1910 году (т.е. три-четыре года после начала реформы) на более чем 20 миллионов крестьянских дворов приходилось всего 5,5 миллионов железных плугов. Плюс 8 миллионов деревянных сох, но с сохой (или деревянным плугом) «по-фермерски» не похозяйствуешь. И в светлое капиталистическое будущее на ней не уедешь.

Впрочем, и ехать-то было почти не на чем. В 1912 году у 31,6% крестьянских дворов в России не было даже лошадей — пахали на себя. Еще в трети хозяйств имелась в наличии одна лошадь. То есть даже лошадь с деревянной сохой для реформируемых г-ном Столыпиным крестьян были, в известной степени, роскошью. Причем и эта среднестатистическая лошадь от переработок и жидких харчей в любой момент могла пасть. А заменить ее в большинстве случаев было нечем, ибо сия «биотехнология» по тем временам стоила бешеных денег — 80-90 руб. за голову (и это при том, что зерно скупалось оптовиками по 20-50 коп. за пуд). Между тем свободных денег и сбережений у абсолютного большинства крестьян не было. Доступа к лесу тоже не было: после «освобождения» крестьян в 1861 году, лес, по большей части, остался в собственности помещиков, которые предпочитали продавать его лесопромышленникам. Лес был очень дорог, и купить его крестьяне не могли — могли лишь подворовывать, но на «подворовывании» реформу с места не сдвинешь (особенно, если учесть, что на страже интересов помещиков стояло то же самое государство, которое и принуждало крестьян к «выделению»).

Что же получается? Получается очень странная вещь: затевает великий государственник реформу, принуждает крестьян к глобальному переустройству всей их жизни, но при этом не обеспечивает их ни финансовыми средствами, необходимыми для самостоятельного обустройства (субсидии были мизерны), ни достаточной технологической базой. К слову сказать, Россия на тот момент вообще не располагала достаточными ресурсами для ее создания. Петр Аркадьевич не позаботился о том, чтобы элементарно просчитать свою реформу, свести кредит с дебетом. Парадоксально то, что Столыпин не понял элементарную, в принципе, вещь: пуститься на эксперимент, в «самостоятельное плавание» крестьянин (как, собственно, и любой человек) может только тогда, когда решена главная проблема — выживание. Для этого нужен какой-то избыток прибавочного продукта, накопленный «запас прочности». А как можно идти на эксперимент, когда запаса прочности не только нет, но и само выживание — путем круговой хозяйственной поруки — обеспечивается в русских условиях исключительно за счет института, который, по условиям того же эксперимента, и идет под снос? Оставался ли тут хоть какой-нибудь шанс на успех? Вопрос повисает в воздухе. Предупреждали Петра Аркадьевича «правые», что «доведет он дело до цугундера»: так оно и получилось.

Artisan добавил 24.05.2009 в 23:44

2. Игорь Игнатов / Столыпиниада,
или Воспоминания о будущем

http://www.iraq-war.ru/article/197493

Как же идея крестьянской реформы появилась в голове Столыпина?

Ларчик открывается просто. В свое время Петр Аркадьевич был губернатором в Гродно и наблюдал там быт прусско-прибалтийских и западно-белорусских хуторян. Он ему понравился, и Столыпину запала в голову мысль: «внедрить» сей быт в великорусских губерниях. Но, будучи русским интеллектуалом, он, разумеется, не стал задумываться о ряде занудливых, мешающих полету фантазии деталей. В частности, а насколько, собственно говоря, велик «коэффициент подобия» прусско-прибалтийской и великорусской аграрных систем?

В Прибалтике — многополье и достаточное количеством земли на одно хуторское хозяйство, а в Великороссии — трехполье и аграрное перенаселение. В Прибалтике пахали преимущественно железными плугами, а в Великороссии — в основном деревянными сохами. В Прибалтике и Западной Белоруссии — и скота на одно хозяйство много больше (а, значит, больше и удобрений), и вегетационный период длиннее, и климатических «экстримов» (поздние заморозки, чередование «холодных лет» с засухами) меньше, и аграрная культура выше. Совокупность этих факторов позволяла крестьянину получать более высокие и стабильные урожаи, вырабатывать более высокий прибавочный продукт и существовать вне общины.

Прибалтика была периферийной частью европейской аграрной системы. А чем был этнический «хартлэнд» Великороссии? Европой — в биоклиматическом и агрикультурном смысле — здесь и не пахло. Впрочем, замечу, что и Азией тоже. Седьмой континент. Гиперборея-с.

Из внимательного изучения приоритетов и практических действий царского правительства (вернее, правительств, ибо «традиция» эта тянется из глубин XIX века), видно, что рационального понимания русских экономических интересов (в том числе и в сфере агрикультурного производства) у господствующего «политического класса» России просто не было. Да его, собственно, и не могло быть, ибо русское общество было рассечено непреодолимыми (тогда) кастовыми и культурными перегородками, как минимум, надвое. Не было не только «русской нации», как единого целого — не было и единого русского народа. Это — очень серьезный аргумент не в пользу дискурса той разновидности русского национализма, который видит в Российской монархии образец «национального русского государства». Какую общность и какую совокупность интересов могли составлять вместе русская элита столыпинских времен и современное ей крестьянство, представлявшее собой замордованный «артефакт» раннефеодального (если вообще не дофеодального) времени? Неадекватность Столыпина, как реформатора, в этой ситуации была исторически предрешена.