MAGiYA: "Хочу про большую и чистую. Как на сеновале..."

Если женщина просит...

Подтекст
мужики! Не выгоняйте жен из дому. Зимапотомушто

-----------------------------------------------------------------------

Думала, что повезет. Не повезло.

Неожиданно поднялся ветер, холодный, колючий, пробирал насквозь. Да и что там было пробирать: куртка короткая, узкая юбка еле достает колен, надела, дура тонкие колготы. Думала, спадет мороз. А он усилился.

В городе было затишно, да и ветер еще не такой был сильный. Пока ехала в попутном Мерседесе до своего поворота, даже жарко было. Но как только вышла из машины на голый перекресток – захлебнулась от колючего холода.

И трех минут не смогла постоять – пошла, поддерживая руками свой уже большой живот семимесячной беременности.

Заберут, будут ехать… Ничего, что уже темнеет… Да, дура.. Конечно, дура. Кому и что доказала? Завтра, завтра подумает, сейчас о другом забота: холодно, машин нету...

Тут, на холоде, сразу же захотелось помочиться, но надо было отойти дальше от трассы, не светиться же перед автомобилями, что проносятся мимо.

Бежала дальше, дальше, а тут кювет углубился, страшно было сходить, а не присядешь же на дороге прямо, вдруг машина какая, да и ветер неистовый, даже подумать страшно оголиться, а хотелось нестерпимо, сил терпеть не было, а она быстро шла, шла и шла... И внезапно почувствовала, как жидкое тепло противными струйками побежала вниз, по ногам, но уже от колен застывало, холодом липло.

И тут же студено стало жечь ноги, холод влез под юбку.

Она приостановилась, обхватила свой живот руками и заплакала беззвучно.

И пошла так, плача от палящего холода на ногах, от морозного ветра, что слепил глаза, и она должна была идти боком, закрывая от ветра свой живот, придерживая его руками. А ноги не шли, она чувствовала ледяную корку на колготах, так больно было.

Трактор сзади заурчал, Белорус с огромным железным прицепом.

Приостановился.

Радостно подняла глаза, и ёкнуло в груди от отчаяния. Опустила глаза, махнула рукой: езжай, мол, не надо.

Тракторист сигналил, раз и другой, трактор катился рядом с ней.

А она не могла вообразить себя – вот такую – в тесной кабине трактора, где надо вдвоем сидеть на одном сиденье.

– Иди, дурочка, ветер такой!

Да нет же ветра… И правда, затишно стало – огромный прицеп укрывал ее.

Даже головы не подняла. Езжай, Богом прошу: езжай!

Трактор взревел, рванулся вперед, и ее как ударила чем, она даже покачнулась, ойкнула, приостановилась и присела, чтобы выдержать эти первые мгновения под морозной тугой волной после затишья.

Трактор приостановился.

Она дошла до прицепа, ступила под его защиту, и трактор тронулся.

Шла, не поднимая голову. Катился рядом огромный прицеп.

Никогда еще два километра до дома не были такими долгими.

Зашла в сени, негнущимися пальцами еле двери в дом раскрыла, стола на пороге – и заплакала, в голос. Мать испуганно, с болью смотрела на нее, на большой живот, на заледеневшие неровные потеки на тонких колготах.

– Пешком? Никто не подвез?

Губы закусила, отрицательно мотнула головой.

Никому она не расскажет, что ее предлагал подвезти на тракторе Костя. Тот самый, с кем когда-то каталась в тесной кабине на одном сиденье, тот, кого она, ревя белугой, обещала ждать из армии, и которого не дождалась.

Верила, что и Костик промолчит, не расскажет никому.

Костя молчун.