Сторож (наши приключения с Ильей Калининым) (очень много букв)

2. Тень Одри

Потом Илья пришел ко мне.

– Машина времени… она возможна. Поможешь сделать?

– Чего ж не сделать? Рассказывай, – ничуть не удивился я.

– Любая волна не гасится до нуля. Она живет вечно. Так, да?

– Ага, так, - не стал я оспаривать физические постулаты.

– Вот… Я сейчас крикну – ты услышишь. А если ты в любую от меня сторону отбежишь со скоростью, выше скорости звука, то услышишь этот звук еще раз. Потом еще можно отбежать – опять услышать…

– Стоп, – остановил я Илью. – Хочешь Одри из прошлого похитить?

Илья покраснел.

– Прошлое есть, но оно …нематериально. Мы с тобой стоим – и каждую секунду вся информация о нас уносится в космос. Прошлое существует…как кино. Если сейчас улететь на скорости выше скорости света в любую сторону – можно посмотреть картинку нашего с тобой разговора. Главное – принять все волны. Дальше улетим – старее поймаем картинку. Вот…

Я мастерил по наброскам Ильи приемник. Он задал такие параметры чувствительности и такой диапазон волн, что это в принципе не могло работать. Но у меня получился в итоге сканер на дискретном диапазоне. С заданной чувствительностью.

Илья к тому времени приладил свой ноутбук к кольцам – он разработал систему управления, которая, он наделся, будет работать.

И ведь сработало – и его система управления, и наши кольца, и мой приемник.

Через час мы смотрели черно-белый фильм о нас самих, которые готовили к отправке приемник.

Потом Илья сказал, что мы едем в Америку. Вместе с нашими кольцами. И новым приемником, который я должен сделать за неделю.

Я сделал.

…Мы остановились на берегу какой-то реки – сюда Илья тащил меня с таким упорством и такой уверенностью, будто родился здесь и рос до совершеннолетия.

– Здесь…

В этом месте река делала плавный изгиб, дробясь на отмели на миллионы небольших блесток-волн. Ивы у берега чуть дальше низко опускали свои ветви, издали они казались занавесом. Сама сцена – это берег, сбегающий к воде золотом песка.

Здесь был спектакль, здесь шло удивительное действо! Чуть колыхались под ветром ветви ив – вот, только что там, за ними, скрылась прима. Стоит лишь громко и искренне крикнуть «бис!» - она выйдет на повторный поклон.

Мы замерли, оглушенные тишиной и ощущением видения.

– Она… была здесь, – прохрипел Илья, потом откашлялся. – Одри Хепберн была здесь, на этом берегу. Ивы… тогда были другие ивы, это выросли уже новые. Это место охраняется негласно…

3. Улыбка Одри

Весь день ушел на подготовку и проверку, настройку, регулировку. К ночи мы установили приемник в центр колец. Илья запустил программу запуска, и потом минуты две стоял, тупо созерцая экран монитора.

– Не получается? – так же тупо спросил я.

– Боюсь…– шепотом ответил Илья. – Я знаю ее только по кинофильмам, по ролям. А здесь… На этом берегу она была одна. Она была сама собой. Она писала потом, что была счастлива здесь. И писала про эти ивы, их ветви, что как занавес театральной сцены. Я боюсь увидеть… Боюсь увидеть совсем не то, что ожидаю.

– Ты мечтаешь о романтичной русалке, а тут мы узрим с тобой какую-нибудь оргию с неграми, да? Ладно, я первый посмотрю, а потом тебе покажу, – героически предложил я.

– Нет, вместе посмотрим, – обреченно приговорил себя Илья и нажал на энтер.

Приемник исчез в возникшем черном туннеле. Он появится здесь спустя восемь часов – и должен принести нам часовую запись того, что было здесь, на этом берегу, 247 лет назад.

Спали мы не более трех часов. Потом пили кофе, молчали.

Светало.

Я вывернул содержимого своего рюкзака, стал собирать лазеры.

– Это зачем? – недоуменно спросил Илья.

– А, смотреть, так смотреть, – отмахнулся я. – Кино сразу смотреть будем. Голографическое. Чего нам в монитор пялиться вдвоем.

Расставил лазеры. Стало совсем светло.

Кольца стали, тоннель исчез. Приемник был холодный и влажный на ощупь. Я подключил его к компьютеру. Илья в это время безучастно смотрел туда – на занавес ивовых веток.

Я подошел к нему, сел рядом – мы теперь делим все на двоих (ведь и премию Нобелевскую Илья честно разделил надвое).

Включились лазеры. Жуткие помехи – темная стена непонятно чего. Потом система настроилась, и на месте теперешних ив возникли другие. Вырисовался другой берег, немножко – но другой. Река другая.

И из реки выходила женщина. Одри Хепберн.

По ее влажной коже, напоминавшей поверхность созревающего персика, обминая аккуратные, чуть смотрящие вниз живые груди, сбегали капельки воды. Мягкий округлый живот. Непривычно было видеть большой темный треугольник густых курчавых волос книзу живота – в те времена не было в правилах у женщин выбривать лобок. Не современные – несовершенные по форме, но – изумительные бедра. Маленькие, почти детские ступни ног.

У меня перехватило дыхание. Илья тоже не дышал.

А Одри шла к нам – прямо навстречу солнечным лучам, что падали на ее тонких линий лицо.

Она чуть прищурилась, глядя поверх нас и …улыбнулась.

Ком подступил к горлу. На меня вдруг обрушилось все сразу: жертвенность материнской любви, беззащитность обнаженной женщины, страсть влюбленной жены.

Мне захотелось заплакать. Изображение стало чуть размазанным. Где-то в подсознании мелькнула мысль, что мне нужно протереть глаза – они слезились.

Одри стояла около нас, и хотя сквозь нее просвечивал берег настоящей реки, она была живой. Такой живой, что нам стало стыдно – мы подсматривали за купающейся женщиной.

Одри улыбнулась еще раз, мягкой, все понимающей и прощающей улыбкой, будто нам улыбнулась, будто могла знать она о нашем присутствии – и медленно стала уходить под ивовый занавес. Она чуть покачивала своими бедрами, проигрывая, ох как проигрывая в красоте и грации нашим сегодняшним женщинам – как проигрывает живая женщина идеальной резиновой кукле на подиуме…

Качнулись ветки ивы.

Одри исчезла.

– Я приду за тобой, – хрипло поклялся сам себе Илья.

И тогда я испугался.

4. Возвращение Одри

Улыбка Одри преследовала меня весь месяц. За это время я пропитался настоящей ненавистью к нашим женщинам: не мог видеть подтянутую, разглаженную, практически искусственную кожу лиц, одинаково идеальные формы тел. Но больше всего меня бесили улыбки, все как одна показывающие абсолютно одинаковые, идеально белые и идеально ровные зубы…

Одри улыбалась мне через строчки на мониторе, когда я рассчитывал новые усилители для приемника, ее изваяние возникало в коротком всплеске дымного тумана при пайке очередной платы. И Одри встречала меня дома – теперь и у меня было ее голографическое изображение. Выходящей из воды. Мне знакома была уже каждая складочка на ее теле, я знал количество капелек воды на ее груди, я посчитал, сколько ресничек в ее веках. Я любил замедлить сильно-сильно движение, стать близко-близко – и улыбка Одри, мягкая и нежная – улыбка настоящей женщины – раскрывалась, цвела целых полчаса прямо у моего лица.

Как же мне хотелось прикоснуться губами! – хоть на самый короткий миг к этим губам.

Теперь я понимал Илью. И я догадывался – нет, я был уверен, что он так же застывает перед ее улыбкой по вечерам.

Я делал новый приемник, Илья пропадал в Институте Тела – по его предложениям они сооружали новую установку воспроизводства материи.

– Понимаешь, – рассказывал мне Илья, – каждая клетка постоянно передает информацию о себе обычными электрическими импульсами. Обмен идет также этими импульсами. В 20 веке люди улавливали импульсы в видимой части спектра, в звуковой. Но это мизер по сравнению с тем, что передает тело человека, в особенности его мозг… Твой приемник должен собрать абсолютно все импульсы. Я закончил программу, которая расформирует этот поток на миллиарды ручейков. Потом… потом каждый отдельный ручеек будет отвечать за воспроизводство материи – в нем лежит вся информация об этом микроучастке. Мы соединим уже материальные ручейки в единое целое…

– Ты спятил, – честно сказал я. – Ты хочешь стать богом?

– Бога нет… Есть законы физики… И мы их узнаем…

– А ты подумал о том, что если все удастся, если мы материализуем Одри – каково ей будет здесь? И… и вдруг она назавтра побежит в наши дурацкие салоны делать себе губы пухлее, зубы белее, глаза поширше, кожу поглаже, грудь…

– Не надо… Не надо так об Одри… Ты сделаешь приемник?

– Сделаю, – почти зло ответил я.

Именно этого я и боялся – что Илья заговорит о материализации.

Но я сделал приемник.

И мы опять отправились на ту излучину реки.

Сеанс прошел нормально.

Месяц, пока шла расшифровка терабайтов полученной информации, я практически не выходил из дома. Хорошо, был отпуск.

Илья зашел вечером, молча присел на диванчик.

– Завтра начинаем процесс. Придешь?

– Приду, – пообещал я, хотя мне не хотелось никуда идти. Просто сидеть и смотреть на голограмму.

Назавтра я был в Институте Тела. Он был так тих, что мои шаги отдавали эхом. Все замерли – начинался процесс. Он должен был идти более пяти часов. Сколько кофе было выпито за это время, я не знаю. Во всяком случае, я не видел ни одной группы или группки, где бы кто-то не держал в руках чашку.

В «аквариуме» - в комнате с зеркальными стеклами - завершилось действо. Сотни глаз были прикованы к невысокому ложу, от которого один за другим отъезжали роботы.

– Процесс завершен, – констатировал металлический голос робота. – Одно несовпадение с первичными данными: дефицит массы – 6 граммов.

Растерянность от этой новости была короткой, ее некогда было обдумывать, потому что голая женщина на ложе шевельнулась и – села. Оглядела себя, комнату с зеркальными стенами встала и медленно стала подходить - прямо ко мне и Илье.

Сквозь стекло на нас смотрел ровный, холодный взгляд не моргающих глаз на абсолютно равнодушном, непроницаемом лице.

Кто-то сказал:

– 6 граммов – дефицит массы. Сотню лет назад говорили, что столько весит душа человека.

Илья обернулся на этот голос – и найди он взглядом говорившего, тот наверняка мог бы загореться.

– Просто есть ошибка! Просто мы что-то не учли! Нужно искать! Нужно искать! – почти исступленно кричал он.

Через час женщина в «аквариуме» снова распалась на терабайты, которые были затерты Ильей.

5. Зов Одри

Илья пришел тем же вечером, хотя я почти физически не мог выносить чьего либо присутствия.

– Я знаю, в чем дело, – тихо заговорил Илья. – 6 граммов – это масса волнового существования…

Мне показалось, что он бредит. Мой взгляд был настолько красноречив, что Илья осторожно улыбнулся.

– Не бойся, я не спятил. Прошлое существует в форме волн. Но оно не просто существует – оно живет. 6 граммов, которые теряет человек при смерти – это освобождение его волновой сущности. До этого физическое тело живет вместе с волновым. Смерть физического означает свободу для волнового. Человек продолжает жить – сразу во всей вселенной. Сразу со всеми, проникая и соприкасаясь.

– И что? – зло спросил я.

Зло – потому что мне не хотелось ничего больше, что у меня уже было – знания, что Одри была и моей голограммы. И я не хотел ничего больше получать.

– Я думаю, что можно не просто стартовать-тормозить кольцами Одри. Я попробую регулировать скорость…

– Короче.

– Короче… наш приемник перемещался в тоннеле именно в волновой форме – никакая иная форма в таких условиях невозможна. Вот…

– Иди к черту, – попросил я искренне.

– Я… потом тебя попрошу…

Илья попросил меня через полгода – все это время он, как затворник, просидел в своей лаборатории.

– Я нашел возможность управления скоростью внутри тоннеля.

– Да зачем же, зачем? – почти закричал я. – Ты хочешь еще один ужасный эксперимент? Ты хочешь добить меня, вытаскивая и оживляя мертвечину?

– Прости… Прости, я не думал… Не подумал, что тебе тоже Одри… не безразлична. Нет, я не буду ее …вытаскивать. Понимаешь, волновая жизнь – это есть. Мы просто не смогли искусственно соединить вместе физическую и волновую… Что-то мы не учли. Какие-то сигналы лежат вне диапазона приемника. Мы их вообще не можем пока уловить – нам не ясна их природа. Но… я знаю, как физическую жизнь превратить в волновую.

– А ты сумасшедший, – протянул я.

– Ну и пусть, – безобидно согласился Илья. – В тоннеле Одри тело приобретает волновую форму и скорость, большую за скорость света. Оно… догоняет то самое прошлое. А теперь… теперь нужно не останавливать тело, а замедлить его скорость до световой. И тело станет жить в том мире… в прошлом.

– А мне ты доверишь следить за всем этим и через сколько-то там времени выдернуть тебя обратно?

– Да… включить и следить…

Вы бы спорили с Ильей? Я тоже не стал.

На подготовку мы потратили не так и много времени – технических изменений в управлении кольцами было мало.

Илья был бледен, когда становился в круг.

– Привет ей там передай, – сказал я.

– Да, да… Я все ей расскажу.

Я отошел к компьютеру, запустил программу, написанную Ильей.

Итак, он должен был оказаться в тот самый день на том самом берегу. В этой точке я должен выставить скорость перемещения на равную скорости света. Илья сказал, что ему хватит пяти минут. После этого мне нужно изменить направление на обратное, задать максимум скорости и выключить все эту чертову штуку в расчетное время.

Прошло почти четыре часа. Расчетная точка. Скорость сброшена до световой.

Теперь ждем пять минут.

И тут на мониторе появилась надпись: «Программа выполнена успешно. Режим поддержки»

Ниже побежал текст:

«Прости, дружище – я соврал тебе: все было просчитано сотню раз: обратный переход из волновой в физическую жизнь пока невозможен. Я остаюсь здесь. Не пытайся меня вытащить: ты вернешь труп, если вернешь. Но без расчетных программных данных (а их нет, программа их не считала), ты, возвращая меня назад, промахнешься обязательно в расстоянии. И мой труп окажется либо в толще земли, либо в космосе. Я остаюсь здесь. Не убивай меня. Ты сам понимаешь, что я буду жить, пока работают кольца Одри. Прошу тебя: присмотри за ними. Все, что я могу сделать для тебя – сделаю: я обязательно скажу Одри, что ты ее тоже любишь».

Эпилог

У меня сейчас одно занятие: завести генератор, отключить его после 8 часов работы и дать ноутбуку разрядить свои аккумуляторы. Потом я опять завожу генератор. И так – из дня в день. Уже несколько месяцев. У меня одна цель, один смысл, и вся моя жизнь в этом работающем ноутбуке, который не может быть остановлен…

Нельзя убивать друзей, даже если они, а не вы с вашими любимыми.

Не Стругацкий, конечно, но все равно сильно. :)

Мне очень понравилось, спасибо! Давно хотел отписаться, но этот рассказ побудил к действию.

Сильно.

И почему-то не оставляет ощущения "все плохо закончилось".

Valeriy, да, рассказ хоть в пример ставь как Лукьяненко.

Понравилось, но .. странное осчусчение осталось после прочтения.

Проникся. Глубоко. Одобряю.

Хорошо.

Рад был бы, если бы Валерий присоединился к Калинину в традиции публикации многабукфов.

Прочитал, понравилось. К своему стыду, не знал до этого кто такая Одри Хепберн.