Как литераторы Сёрча строили храм

- А что такое сепулькарий? - меланхолично спросила Некада, оглядев арсенал подручных пыточных средств и с удовольствием представив, чем бы можно выпороть Калинина после окончания конкурса. «… и для первого свиданья кнут, пожалуй, подойдет…»

- Это неважно - невозмутимо ответил Калинин. – Если придумаете, куда можно молиться и пять тыщ знаков наберете, дак всем вэлкам.

- Вот стерва! - возмутился Игорь Родной Портал. – Погуглить что ли не может? Я тут всех люблю без устали, люблю, люблю и никак не могу научить гуглем пользоваться! Только красными трусами пользоваться умеют!

-Ты еще повыступай… - нежно ответила Некада, - я тебе покажу, что и плеткой пользоваться умею...

- Об чем спич, то бишь срач? Или кто-то действительно решил, что кроме меня, Калинина и еще ну разве что Сперминта, кто-то тут призы получит? – Бардо был на удивление трезв и потому привычно зол.

- Ты велик…. – уважительно отозвалась Некада. – Правда, на этой стадии мания величия лечится уже только таблетками, но ладно, будем верить в лучшее... А с конкурсом Калинина надо че-то придумать. Давайте соображать. По поводу архитектуры.

- А че тут соображать? СЕ-пулькарий. – радостно сказала Gven.

- Да! Да! – вскричал счастливый от внезапного потока нахлынувшей любви Игорь Родной. – Мы будем строить храм!

- А молиться-то кому будем? - брезгливо сморщился Сперминт.

Некада посмотрела на окружающих как на идиотов, на всякий случай.

- Тицу и пейару, понятное дело. Иже еси… Мы вообще где находимся?!

- Тиц на выдачу не влияет! – вдруг разнесся над собравшимися глас Каширина. – Пиару молиться? Сцылками барыжить?

Воцарилось неловкое молчание, которое не замедлил нарушить Сперминт:

- Салу будем молиться!

- Почему салу? – осторожно спросила Леданика, лихорадочно соображая, как связать сало с образом городской дурочки, который уже нарисовался в ее голове.

- Потому что сало, если умно посолить, не портится, - авторитетно заявил со своего супермодераторокулинарного кресла Львович.

Сперминт, воодушевленный поддержкой, быстро принялся рисовать радужные перспективы будущего Храма Сала:

- Вот стоит такой алтарь, дубовый, крепкий… на нем – нож, лук зеленый и сало кусочек… ну… метр на полметра. Подходят к нему, причащаются…Икон опять же всяких разных нарисовать можно: Сало Соленое, Сало Копченое, Сало с прослойкой, Шпик Казанский, Засол Владимирский…

- Какая убогость внутреннего мира! – покривился Бардо. – В этом мире, в этом временном пространстве, в этой иллюзорности бытия, где все зыбко и призрачно, лишь одному мы можем воздать хвалу и молитву – тому, что уносит нас к берегам бардо раньше времени и по нашему желанию!

Двухлитровая бутыль с мутным самогоном, заткнутая кукурузной кочерыжкой, водрузилась сама собой на табуретку, которую когда-то давно сделал Валерий в Курилке, но совершенно о ней забыл.

- Вот! Алтарь как есть! Причаститься, так сказать, всегда пожалуйста! А уж иконов намалевать - сколько угодно: Московская, Киевская, Столичная… А в древности какие были? Монопольская одна чего на Руси стоила? Уж ей то поклонов отбивали!

- Как можете вы! Как можете! Ведь молитва… молитва, она отсюда, из души идет! – чуть не заплакал Игорь Родной, показывая всей пятерней на свой живот, где, должно быть, и находилась его душа, испускающая оттуда молитвы. - Нам Храм Любви нужен! Ну, скажи, Некада? Ну, скажи…

На лице Игорька светилось столько готовности улечься под кожаную плётку, что Некада невольно поискала ее глазами. Но в курилке плётки не было – только забытый Симом топор. «С топором как-то стремно будет… Вдруг не поймет?» - заволновалась Некада.

- Не надо нам храмов Любовей всяких, - поморщилась Леданика. – Столько их строили уже. Мы построим другой храм!

- И чей? – нежно спросила Гвен. – Да я бы вас, безбожников, атеистов-марксистов-реалистов и близко к храмам не подпускала! А всякого желающего писать о вере вначале нужно к Юни – он справку выдаст.

– На что справку? – вздрогнул Бардо, с сожалением наблюдая за своей бутылью, возле которой образовалась очередь из жаждущих причаститься. «Всё, последний запас ушел. А ведь никто не пожертвует. Опять неделю трезвости объявить, что ли?»

– На предмет присутствия наличия души в теле и веры в оной, – Гвен была неожиданно так категорична и строга, что причастившиеся возле табуретки на всякий случай стали махать руками, изображая наложение на себя крестного знамения.

– Храм, он какой должен быть? Что в нем должно славиться? – как всегда, из-за горизонта начал Валерий, и Тигра, тщательно улыбаясь начищенными «Блендомедом» клыками, мурлыкнула:

– Короче, склифосовский.

– Хочу сказать, что славить нужно или саму жизнь, или то, что жизнь дает, вот! – Валерий аж светился от собственного достоинства. – Но можно и то, что саму жизнь охраняет. Или не саму жизнь, а то, что жизнь даёт. И пусть даже не охраняет, а сохраняет. И даже украшает. Или делает это место красивым.

– Ты про што, писатель? – Сперминт начал злиться, сообразив, что его Храм Сала незаслуженно лишился внимания.

– Я про то, что уже так давно, так давно стало тем вожделенным предметом, к которому устремляются взоры всех мужчин, настоящих. К чему они хотят притронуться. И притрагивание к нему зачастую означает отпускание им грехов, их прощение и к ним благоволение.

– Хватит мутить! – Некада нервно сглотнула от частого повторения «притронуться». – Чему храм?

– Вот чему! – Валерий, исполненный трепетной нежности, указал на яркие красные трусы Некады. – Они украшают, они – место вожделенное для рук мужских, они скрывают таинство…

– Это красный Винстон, – безапелляционной вынес приговор Бардо.

– А это мысль, между прочим, – задумчиво произнес Ирландский Лис.– Задумайтесь: сколько в этом предмете скрытого смысла, таинства! Сколько почитания женщине в новых изысканных моделях…

– Да-да-да, – зачастил воодушевленный поддержкой Валерий. – А какие хоругви сделать можно, а какие иконы нарисовать!

– Зачем их рисовать? – проникся новой идеей Бардо. – В рамочку и под стекло, прямо с прихожанок снимать будем!

– Вот прям со всех, – заревновала Некада. – Чьи первые трусики появились на форуме? А?

– Ну, ниче так идея, – подумав, согласился Сперминт. – Опять же, трусы салу не помеха.

– Ида! – вскричал от озарившей его голову мысли Валерий. – Вы представляете, сколько у нас паломников будет, если в храм удастся заполучить трусики самой Талии? Да у нас Сим послушником при храме будет!

– Все, решено: храму быть! – подвел черту Бардо. – Но храм без бутыли – дом без печки!

– А храм без сала – дом без крыши! – заметил между прочим Сперминт.

– Но и любовь, любовь должна быть! – взмолился Игорь Родной.

– Так есть любовь – к салу и бутыле, – остудил его Бардо.

– А вера? А вера как же? – гневно вопросила Гвен.

– И вера есть – вера в то, что каждый мужчина сможет когда-то не просто притронуться, но и снять трусики, – защищал свой проект Валерий.

…А потом пришел Калинин. И сказал, что сейчас прикрутит голосовалку. Что было дальше – это уже совсем другая история…