Рассказ на заказ

Напишите сказку про сеошников... :) И тут выложите, типа жил-да был дядько, и было у него 3 сына, дорвейщег, белый сео, и? Ну вы поняли ;)

neznaika, лады! :)

Емеля, хорошо.

В общем, пока приостанавливаю набор. Как напишу - выложу сюда.

neznaika, держите рассказик со скромным названием. ;)

Отцы и дети.

В один пасмурный день подкинули под двери детского дома сверток. Служители детдома покачали головами, но делать-то нечего - занесли его к себе. А в свертке, конечно же, оказался ребенок. Стали они с ним улюлюкаться, рожки ему показывать, песенки петь, а ребенку хоть бы что - молчит и только глазами хлопает. И тут, ко всеобщему удивлению, он своей крохотной ручонкой лезет в кармашек на пижаме и вытаскивает листочек, на котором было накарябано: "YaGoog". Одна воспитательница помоложе упала в обморок, а другая, та, что постарше, почесала лоб и деловито сказала: "Энто имя евоное, не иначе". Так с тех пор и стали называть малыша - Ягуг.

Ягуг рос не по годам. Говорил мало, однако впитывал в себя всё, что окружающие говорят и пишут. Иногда даже такое... Но не будем об этом. Отношения с ровесниками у него не складывались, потому что над его именем постоянно издевались. Каждый день можно было услышать от детишек что-нибудь новое: "Ягуг, Ягуг проглотил утюг!" или "Ягуг, Ягуг глупый как паук!" или, что еще хуже "Ягуг, Ягуг обосрался вдруг!". Но вскоре его стали побаиваться, потому что он запоминал всё, что кто-нибудь когда-нибудь говорил, и мог повторить сказанное кем-нибудь с точностью до слова. А мальчишки, знаете, так часто говорят сегодня одно, а завтра от этого открещиваются...

Прошло несколько лет. Ягуг все также был немногословен, однако каким-то образом у него появились дети. Каким образом - неизвестно, ведь он ни разу не был замечен в связях с девочкой. Но так или иначе, дети у него появились. Детей Ягуг назвал - а точнее написал на их лбах имена, так как с ними он редко говорил - Чесейкой, Бесейкой и Дорвейкой.

Стоит сказать, что самым послушным среди них был Бесейка. Он беспрекословно подчинялся отцу и никогда ему не перечил. Хотя очень часто расстраивался, но все равно был верен Ягугу. Дорвейка постоянно обманывал Ягуга, и за это частенько получал кожаного ремня. Но так сложилось, что Дорвейка никогда не унывал - едва получив ремнем по заднице, он тут же убегал и смеялся, грубо обзывая своего отца. Складывалось такое впечатление, что Дорвейка гордился тем, что он так себя ведет, и Бесейку это часто раздражало. Но если честно, то Бесейку больше раздражало то, что несмотря на свою непослушность, Дорвейка имел больше всяческих конфет и пряников, и доставал их быстрее. И где-то в глубине души Бесейка, такой кристально чистый, пушистый и послушный, надеялся, что не долго жить осталось его брату.

Чесейка - это вовсе бестолочь. Его не любил никто - ни Ягуг, ни Бесейка, ни окружающие. И даже Дорвейка презрительно относился к нему, хотя сам-то был тоже ого-го. Чесейка был грязный и чумазый как черт, он говорил то, что никому и никогда не было интересно, а еще с этого умудрялся поиметь копеечку. Вообще-то, Дорвейка был на него чем-то похож, но при пристальном рассмотрении можно было увидеть различия: Дорвейка был всегда чистеньким, за редкими исключениями, Чесейка же был постоянно грязным - складывалось такое ощущение, что он родился в грязи, хотя как и где он родился - этого не знает никто; Дорвейка, несмотря на свой нрав, все-таки был адекватным и мог даже поддержать разговор, Чесейка же был похож на канализационный насос обратного действия - он говорил-кричал-пыхтел-ворчал, пускал слюну, заставлял всех нервничать, и после подобия диалога с ним оставалось неприятное впечатление, будто тебя облили грязью. Чесейке и впрямь было на всех наплевать - он плюхался в своей, буквально, помойке, получал по голове от Ягуга и все равно продолжал грязевое плавание. Глядя на него, было понятно, что никаких перспектив у этого создания нет. Так думал и Ягуг, и Бесейка, и даже Дорвейка.

Но последнее время Ягуг решил избавиться от своих чад. То ли они ему просто надоели, то ли слишком много стали таскать с его стола, но так или иначе, он стал к ним более агрессивным.

- Слушайте, спиногрызы, - именно так обращался к своим детям Ягуг в редкие дни словесности, - вы мне все надоели. Мало того, что вы МНЕ опротивели, так и окружающие жалуются на вас и ваше поведение. Я вас породил, я вас и убью.

Ягуг сказал это и ушел заниматься своими делами. Последнее предложение-намек из редкой речи отца заставило задуматься детей. Больше всех задумались Бесейка и Дорвейка. А Чесейке, кажется, было наплевать, он продолжал пускать слюну и повышать энтропию Вселенной.

- Слушай, Дорвейка, - спросил Бесейка, - как ты думаешь, батя действительно нас убьет?

- Не хотелось бы, брат. Но кто его, дурака, знает. В последний раз, гад, такого мне ремня вкатил, что лучше прислушаться...

- Но разве мы можем что-то сделать? Ведь вся наша воля в руках отца. - У Бесейки на глазах навернулись слезы.

- Да брось ты реветь, братишка! - Дорвейка похлопал брата по плечу. - У нас ведь тоже голова на плечах имеется - не пропадем.

- А... Просто... Просто я слышал, что он готовит кого-то для нашего убийства.

- Кого же? - Дорвейка отстранился от брата и смело посмотрел ему в глаза.

- Какого-то, - всхлипывал Бесейка, - какого-то... Мухтара-Геотара.

- Ха-ха! - рассмеялся Дорвейка, - да плевать мне на какого-то Мухтара-Геотара! Он мне не помеха!

- Откуда ты знаешь? - Бесейка утер слезы и вопросительно поднял левую бровь.

- Дык... Ну... - замялся Дорвейка, - А вот знаю и всё!

- Мне бы твою уверенность... - Бесейка поник головой.

- Да дай мне хоть стотыщмильонов этих Мухтаров-Геотаров - от всех уклонюсь! - Радостно крикнул Дорвейка и убежал по своим дорвейкиным делам, захлопнув за собой дверь.

И лишь один Чесейка остался невозмутим, и как прежде пускал безынформативную слюну в бесконечные просторы Вселенной.

T H E E N D

newsgood, написал рассказ по вашей тематике - красота. Выкладываю сюда.

Емеля, вашу сегодня не осилю.

Красота - страшная сила.

Одна девочка сильно хотела стать красивой. Но дело в том, что она была жукто страшной. Даже родители пугались ее, настолько она была некрасивой. Но мама, превознемогая свое отвращение в дочке, сказала ей однажды:

- Дочка, пускай ты не красавица, - сказав это, она невольно поморщилась, - главное то, что у тебя внутри.

- Но мам! - пискнула та в ответ, - Внутри у меня то же, что и у всех - печень там, желудок и всякие другие кишки. А я хочу быть красивой как... как Синди Кроуфорд!

- Кхы! - смешок невольно вырвался у мамы, но она взяла себя в руки и сделала серьезное выражение лица, - как Синди Кроуфорд, говоришь...

- Да-да-да! - перебила ее дочка, - Или как Наоми Кемпбел, или как Шерон Стоун, или...

- Дочь! - рявкнула мама. - Прекрати сейчас же! Во-первых, не перебивай меня, а во-вторых, Наоми негритянка, а Шерон Стоун старая и уже некрасивая. Следовательно что?

- Что?

- Дурочка... - ласково сказала мама. Настолько ласково, насколько это можно было сказать столь некрасивому созданию. - Ты никогда не станешь негритянкой.

- А как Шерон Стоун? - удивленно спросила девочка.

- А как Шерон Стоун ты станешь лет через пятьдесят. - Задумчиво ответила мама и с горечью вспомнила свою молодость.

- Но я не хочу через пятьдесят! Я хочу стать красивой сейчас!

Мама замолчала и думала, что бы такого ответить девочке, да чтоб ее еще и не обидеть. Но ничего придумать не смогла.

- Отец! - крикнула она, - иди сюда, поговори со своей дочерью.

- Может не надо? - с надеждой послышался голос из другой комнаты.

- Иди сюда! - грозно крикнула мама, а сама ушла.

Отец не любил общаться со своей дочерью. Да что уж там... Он не любил даже просто ее видеть и всячески старался избегать встречи с ней. Нельзя сказать, что он не любил свою дочь, но нельзя сказать и обратного. Но отца можно понять - ведь любой, кто видел его дочь хоть раз, страшно пугался, а как думаете, каково это - жить всю жизнь с ней в одном доме? Но стоит отдать должное отцу - за всю свою жизнь он ни разу вслух не назвал свою дочь уродиной или пугалом, как это делала, например, мама, когда находилась в плохом расположении духа. А что уж говорить об одноклассниках...

Отец с газетой в руках зашел в комнату дочери.

- Ну? - не глядя в ее сторону спросил он и развернул перед своими глазами газету, чтобы не видеть дочки.

- Пап! Я хочу быть красивой. - Отец от таких слов поперхнулся, но будучи хорошим семьянином, виду не подал, а лишь немного пошуршал газетой.

- Эмм... Ну да. - Ответил он.

- Что "ну да"? - С горечью спросила дочь.

- Будешь. - Сомнительно, а если совсем откровенно, то не веря в собственные слова, сказал отец. Сказал и для верности перевернул страницу газеты.

- Ты так думаешь?

- Я в этом уверен. - Вслух сказал отец, а про себя выругался.

- Спасибо, папа! Ты самый лучший! - Крикнула девочка и попыталась прыгнуть в объятья к папе. Но папа быстренько встал и убежал, весь трясясь от отвращения.

С этого дня девочка обрела уверенность, что будет красивой как Шерон Стоун, а если совсем повезет, то как Синди Кроуфорд.

Шли года, тысячи периодических глянцевых гламурных журналов скапливались в комнате девочки, сотни косметических средств заполонили весь дом, но девочка как была страшной, так и осталась.

- Что же мне делать? - Всердцах говорила она. - Мне уже двадцать четыре года, а я до сих пор страшная. Красота, красота... Где же она, моя красота? Ни снаружи, ни внутри. Да черт с ней, с внутренней красотой! Мне бы хотя бы внешнюю. Хотя бы... Хотя бы, чтобы меня кто-нибудь полюбил. Поцеловал бы меня...

Девочка углубилась в свои отвратительные мечты и думала о том, как однажды проснется и увидит в зеркале красавицу типа Синди Кроуфорд. А там и принцы подтянутся, и любовь... Пока она думала об этом, валяясь на кровати и теребя своего страшного (чтобы хоть что-то в этом доме было страшнее чем она) плюшевого слона, солнце зашло и наступила ночь. Девочка очнулась от своих мечтаний и твердо уверила себя, что завтра она будет красавицей. А если нет, то... но об этом она пока еще не думала. С этой мыслью она и заснула.

Проснулась она на удивление в хорошем настроении. Ей казалось, что она действительно стала красавицей. Она чувствовала красоту, красота будто заполняла ее всю с ног до головы. Минут двадцать она бродила по комнате и напевала какие-то добрые песенки, всё оттягивая момент похода к зеркалу. Она чувствовала, что там, в отражении, действительно будет стоять и улыбаться обворожительная Синди Кроуфорд. Наконец она решилась подойти к зеркалу. Подошла с закрытыми глазами, встала напротив него, глубоко вздохнула, открыла глаза и... На нее смотрело отвратительно страшное, безупречно ужасное, незабываемо кошмарное лицо. Свое собственное лицо.

Так и живет эта девочка, которую боится даже красота. Но одно ее радует - когда-то она станет старой. А старух никто особенно любить-то не любит, красотой они не выделяются. Да и выглядят старухи практически все одинаково.

Н-да...

Похоже, завтра последует рассказ для Емели - про несчастного хромоногого мальчика, который очень хотел играть в футбол... И его злого папашу-тренера...

John_Doe, что это — какой-то социологический эксперимент? Или у вас семейная жизнь не сложилась? 🚬

Ха-Ха!! Да нормально! Будем ждать рассказ, если будет такой же юморной было бы классно, хотелось бы почитать!

pinalex, как видите - сублимирую. :)

А то, что будет для Емели, пока не известно.

А про SEO что скажете?

По теме - на мой взгляд хорошо (хотя у апологетов разных ветвей династии Ягуга могут быть разные мнения на этот счет 🚬 ). И читается на порядок легче, чем второй.

А то, что касается сублимации проблемы взаимоотношения поколений (на что я намекал выше), касается обоих рассказов.

;)

Автору зачет за старания. Имеется свой оригинальный взгляд не реальность и красоту.

Чувствуется глубинное противоречие автора между внутренним и внешним миром!

У себя такое размещать побоюсь, а вот на других сайтах с удовольствием!!!

З.S. Вот если бы в рассказе было больше юмора, то получилось бы даже очень не плохо...

Емеля, а вот вам про футбол.

Этот несправедливый футбол.

Для некоторых футбол - профессия, для других - игра, для третьих - болезнь. А вот для Паши Кривошипова - это способ зарабатывания денег. Хотя способ, конечно, сомнительный. Как и вся Пашина жизнь.

- Ну же, ну-у-у... - Паша сидит у телевизора, сжав кулаки. - Куда ты пошел, придурок?! По левому флангу, идиот!

Дело в том, что Паша позавчера получил зарплату. И, как это часто бывает, всю поставил ее на тотализатор. Ну не всю, конечно, он купил себе пива на два дня и несколько бутылок водки. Она ему понадобится в случае, если этот чертов Милан обыграет Баварию. Но даже если Бавария обыграет Милан, все равно водка пригодится.

- Эх Гатузо, Гатузо... Сраный ты симулянт. Уберите его с поля! - Паша закричал и с досады пнул пустую бутылку из-под пива, стоящую рядышком. - И это наш судья называется? Да как ты судишь, балбес! Ты посмотри на этих, на этих... макаронников!

Паша увлекся тотализаторами совершенно случайно. Был у него знакомый Олег, сперва они с ним спорили на результат какого-нибудь футбольного матча ради интереса, затем за символическую плату. А спустя некоторое время так увлеклись, что обнаружили себя в тотализаторе.

- О нет! - Паша схватился за голову и чуть не заплакал. Милан повел 1-0. - Да вне игры же!

Тем временем кончился первый тайм. Паша вышел на балкон и закурил сигарету. С третьего этажа был хорош виден освещенный лампами двор, по которому ходили туда-сюда "молодые щенки", как называл молодежь Паша.

- Что, дегенераты, плевать вам на футбол, да? Плевать вам? Вам бы только пива нажраться и поржать... - он с отвращением плюнул с балкона. - Вот поэтому наш футбол в такой заднице! - подытожил он и выкинул окурок.

Впрочем, на "наш футбол" Паша никогда не делал ставки. Он считал недостойным себя, можно сказать знатока мирового футбола, ковыряться в болоте российского чемпионата. Лига Чемпионов - вот была его стезя.

Второй тайм Паша смотрел матч очень внимательно. Он даже почти не ругался на Гатузо и вышедшего на замену Инзаги.

- Гоооооол! Ван Бюйтен, я тебя люблю! - Паша вскочил с дивана и радостно стал совершать нелепые телодвижения. Внезапно сел и стал серьезным, снова сжав кулаки и бормоча молитвы за Баварию.

Почему же Паша, такой видный молодой человек тридцати лет отроду, посвятил себя футболу? Почему тотализатор пленил его больше, чем Нина Сергеевна, которая на протяжении вот уже двух лет недвусмысленно давала понять, что Паша ей небезразличен? В чем же тут подвох?

- Да оно само упало! - крикнул Паша и встал с дивана, большими глазами глядя на экран телевизора. - Баскаков, пожалуйста... Сволочь!

Да, это был спорный момент. Однако судья решил назначить пенальти. Паша молился так, как наверное не молятся последние грешники. Но ненавидимый им Кака нанес удар и... 2-1 в пользу Милана. Паша упал на диван и заплакал. Он ревел как ребенок, которого заперли в наказание в квартире. Сквозь слезы он все же повернулся и стал смотреть на угасающую надежду победы Баварии. До конца матча оставалось меньше десяти минут.

- Гол, - без энтузиазма сказал Паша. Да, Ван Бюйтен снова забил. Но на последней минуте добавочного времени. 2-2. А значит теперь все понятно - Пашина зарплата улетела вникуда.

Тем временем, в трех километрах от пашиного дома, горевала у себя в квартире одинокая Нина Сергеевна. Она в который уже раз писала электрическое письмо Паше, но так и не решалась его отправить. Она стирала всё написанное и со всхлипами кидалась на кровать, будто кровать - последнее, в чем еще она не разочаровалась. Да, эта женщина знала Пашину страсть и считала, что именно футбол во всем виноват. И за это она презирала эту игру. Впрочем, сегодня Паша тоже презирал футбол. Но самое несправедливое в том, что футболу, разрушившему потенциальную семью, было всё равно. А значит остается ждать ответный матч между Баварией и Миланом.