Паоло и его памятник (многабукф)

Ветер хватает ткань, в победном последнем ее хлопе резко ударяет по одному из присутствующих веревка — как корабельный гик зазевавшегося матроса, полотно спадает, и вся Знаменская единым неверящим «А-а-а-хххх!» отвечает на победную улыбку скульптора, знавшего наперед и этот ветер и этот вздох.

Государь медленно отклоняет голову, откидывается всем корпусом, проводит взглядом от склоненной головы коня — к голове всадника, видит, оттопыривающееся голенище, сглатывает, прикрывает веки.

— Николай, — рычит в его памяти отец, в таких точно сапогах и в такой шапке с каракульчовым околышем, — что бегаешь тут?! Негоже. Иди к maman, иди — где твой учитель? — отец грозен, отец нависает над маленьким Коленькой, давит его, как и сейчас (Государь сквозь неплотно сжатые веки видит эту набычившуюся фигуру).

— Учителя к вам призвали, папенька, — оправдывается Коленька, боясь поднять глаз.

— Где? — отец, пошатываясь, разворачивается к дверям, тяжело ступает, снова пошатывается. Коленька прячется за тяжелую портьеру. Он знает — отец уже забыл про него и пошел по тем самым «государственным делам», которые его, Коленьку, всегда пугали одним своим названием.

— Мсье Трубецкой... — голос монарха хрипл, движения осторожны, как у подагрика, — извольте... Извольте объя... рассказать нам о...

— Что ж ты сделал-то, мерзавец, — шипит за спиной Паоло Петровича генерал-губернатор, позади и вокруг уже слышны смешки, а от угла Знаменской и Лиговского — откровенное студенческое улюлюканье.

— Полковник, быс-с-стро, — машет генерал-губернатор начальнику оцепления, указывая дрожащей ладонью в сторону Лиговского, — утихомирьте, уводите толпу, расширьте каре, уводите всех, — он шепчет, пот на его лбу подрагивает при каждом нервном слове.

— Паоло Петрович, так это — ваше вИдение, да? — Государь переводит на скульптора спокойный взор, меряет его от ботинок (пыльные не по случаю — отмечает он) до тонких кистей (все ногти сломаны — рабочая специальность все-таки эти художники). — Так, стало быть, милостивый государь, папе... императора Александра Третьего вы видите именно так?

Толпа под натиском каре отхлынывает, из горловины Невского слышен смех, где-то взрывают китайские петарды, идет роптание.

Генерал-губернатор старается спрятаться за постаментом, делая вид, что обходит памятник: — Какое позорище, Боже мой, святые угодники — заступники милостивые, пронесите — он крестится, поднявши голову как будто на самого этого тяжкого коня и его одержителя — Господи помилуй, стыд-то какой, стыд-то ведь какой...

— Да, Ваше Величество, именно так. Ваш покойный батюшка, царствие ему небесное..., — начинает объяснять скульптор.

— Мелецкий, готовьте отъезд, — распоряжается государь, отворачиваясь. — Ma gentile, мы, пожалуй, поедем, дайте вашу руку, милая.

Государыня подает ему руку в льдисто-атласной перчатке и они разворачиваются, Трубецкой наблюдает их сиятельный тыл, слышит крики и смех из толпы, издевательские аплодисменты, и радуется.

Все так, все именно так — так и случилось, — думает он, поглаживая теплый карельский гранит основания памятника.

— Что же вы, господин лошадник, теперь скажете по поводу хвоста, — господин в пенсне нагоняет своего недавнего собеседника с явным желанием позлорадствовать вместе.

— Першерон, — отвечает тот убежденно, — першерон — причем таких статей, что вашему покорному слуге видеть не приходилось, — говорит тот, оглядываясь снова и снова на памятник, — вы знаете, это потрясающе. Такой работы... такого коня!.. Такого коня я не видывал никогда, это что-то экстраординарное, сударь мой, это выдающаяся, выдающаяся работа. Я слышал, кентские першероны возят до восьмидесяти пудов груза — вот это он. Такой все вынесет, убеждаю вас — такая лошадь вынесет все!

Собеседник в изумлении смотрит на него, как бы желая удостовериться, не в шутку ли тот славословит это огромное тяжелое чучело, этого толстого сатрапа на нем, но нет — лошадник продолжает в том же духе и владелец пенсне с брезгливостью откланивается.

— Мы сошлем его в Иркутск, моя радость, — Государь смотрит на супругу с тревогой и обожанием; та пребывает в некотором ступоре от виденного и от гула толпы. — Памятник конечно, памятник я имел в виду, — Государь нарочито улыбается, дабы жена смогла оценить шутку.

— Это неслыханно, — отвечает Государыня, как и всегда она отвечает, если что-то стало ей неприятно или не оказалось понятым.

Государь успокаивается: жена не сильно пострадала, а он ее любит, он ее боготворит, не дает ей поводов для волнений; ах зачем поехали нынче на этот глупый фарс! — Государь получает новый повод быть недовольным; на этот раз — собою, и от этого даже несколько оттаивает.

Трубецкой все еще ходит у постамента, ощупывая его и слушает толпу.

Нет, не стану слушать, еще наслушаюсь, решает он, и удаляется пешком в сторону Лиговского, где его поджидает экипаж. Приглашения от генерал-губернатора сегодня явно не будет, горько усмехается он.

Ну ничего... ЭТОТ простоит здесь долго. ЭТОТ тут навсегда, — решает он и на лице его появляется улыбка.

красиво. мощно. и со вкусом.

Калинин, все хочу тебя спросить : зачем писать, то чего не было или было, но тебя там не было ? :) Зачем создавать мир и жить в нем, которого нет ?

Я бы понял фантастику, все таки фантастика отражает вполне реальное будущее.

Я бы еще понял если бы это было иследование каких то исторических архивов, хотя сам и не люблю росказней исторических - уж лучше сухие факты и выдержки.

Ну уж роди чего нибудь в самом деле захватывающее,яркое, свое, что бы помнилось и хотелось перерассказать ! Ну не плетись ты в тени каких то классических заунывных сюжетов. В конце концов оставь коня, а государя замени Кепкой :)

Интересно написано, особенно про "фляжку за голенищем" :). Судьба вот только у скульптора после этого события была незавидная..... а вообще фактически реальные события описаны.

Как самая наглая, даю ссылку на публикацию! :)

Николенька, а назови сюжетец, в тени коего я плетусь, буд ласка?

Меня не удивяет твоя личная безпросветность; я вот думаю, с ужасом, что имя таким как ты - легион...

Итсорический факт, кстати. Слад был на это дело Государь, но до безобразий не доходил и алкоголиком, собственно не был. Любил выпить - и не более.

Вообще - широкий был человек. А как вспомнишь о крыше вагона, которую он на плечах держал в момент катастрофы поезда, как вспомнишь о его медвежьих охотах на берлоге, то и не просто человек - человечище! :)

вообще то всего сюжетов в мире за всю историю писательства что-то около 30 :)

вспоминать можно если ты был-бы рядом с ним, а так можно только пересказывать, то что написано другими :)

да придумывай и неси напраслину на человека сколько тебе угодно, вон шестеркин очень сильно в этом преуспел, но всё это не улучшит твою писательскую работу, как и его "унылые пеньки" :)

Научившись читать и писать - не забудь научиться не только слышать но и слушать.

ps

будет что-то стоящее - я первый об этом скажу ...можешь не сомневаться, даже будь ты мне хоть заклятым врагом :)

Слишком образован был и интеллигентен, ИМНО. Не смог распорядиться упыря грохнуть. И палачей подле себя не терпел. В России это большой, огромный промах.

А деда не любит рассказы о монархах по одной простой причине: не случись красный переворот, его на свете б не было. Вернее, был бы, но по-другому жил, без ереси в голове.

Ты не сможешь сказать, Николай, увы. Не сможешь распознать.

Андрей, ты путаешь. Вагон и медвежьи охоты - это у папеньки того, о ком ты подумал (и-таки да: сынок слаб и профукал упыря) - ему, папеньке, и памятник, собственно.

ну и ладно ..пусть другие распознают - у меня конечно нет микроскопа :)